Царственное облачение древнего вулкана.
В позапрошлом номере «НГ-EL» я писала в этой рубрике о дороге в Крым и первых ощущениях от майского Коктебеля, но на этом мои впечатления не закончились. Так что в какой-то мере нынешнюю статью можно считать продолжением. Хотя это не совсем продолжение, а самостоятельный рассказ.
В день приезда в Коктебель небо было затянуто серыми тучами, накрапывал дождик, а со спины жилистого Кара-Дага плавно ниспадала длинная синяя клокастая облачная мантия. Нет солнца. Коктебель не горит, не зажжен, не зажигает он, как обычно, сердца. Все улицы, как в фэнтезийном городе в фильме Гэри Росса «Плезантвиль», серы, скучены, скучны и как бы безвкусны. И потом ведь майские праздники – это даже еще не начало сезона. Приезжих крайне мало, и поселок живет обычной, будничной, нетуристической жизнью. По улицам – невероятно! – спешат из школы дети с мешками и ранцами, аптек всего две, и работают только до восьми вечера, фирменные магазины коктебельских вин и коньяков на Ленина и «Солнечной долины» на набережной еще не открыты. И вообще спиртное продают уже по общероссийскому режиму. Зато в продуктовых продается пафосная водка «Русь-матушка», а в Старом Крыму можно увидеть небывалое для мегаполиса объявление: «В долг товар временно не отпускается. Очень много долгов». Мыслимо ли такое объявление в Москве? Ну вот то-то.
Работает старый рынок возле почты, где отнюдь не дешево продают овощи, зелень, коровье и козье молоко, адыгейский сыр, огромных вяленых осетров с остро торчащими плавниками, вкусную жирную селедку и, как водится, всякие хитрые корейские салаты из продуктов, частенько недоступных пониманию. Вино мы зареклись там покупать с того момента, как в 2006-м, подав божественный «анонс» в стопке, «виноделы» в итоге подсунули нам в бутылке мутнотворную микстуру. Что же касается нынешних звонких вкусовых ощущений, уже на подходе к набережной возле пансионата «Голубой залив» нас неожиданно зазвали квасники. Брат и сестра, которые вот уже 18 лет занимаются изготовлением всяческих квасов, соков, а в придачу варений. Туристов крайне мало, как и следовало ожидать, мы окунаемся в цветник их душевного тепла и обхождения. Но, надо сказать, и продукты у них отличные. Все домашнее. Особенно покорили кисловатый кизиловый квас и томатный «мохнатый», как я называю, сок с плавающими внутри кусочками мякоти.
Отдельной оды заслуживает место жития, куда нас привез добродушный, с хрипатым бурлящим говорком шофер из Владиславовки. В последние годы мы пристрастились селиться не в людной и тесной зоне Литфонда, откуда по набережной далековато пилить до любимого холма Юнге, а чуть повыше в гору, в Школьном переулке, который, собственно, даже не переулок, а целая длинная улица. Ну хорошо, что не тупик: у нас и не такие метаморфозы бывают. Фаворитом последних лет стал номер в деревянном домике, с балкона которого открывался прекрасный вид на неменяющийся профиль Волошина на Кара-Даге и отчасти на гору Верблюжку, состоящую из двух горбов, которые я, еще не зная настоящего ее названия, сравнивала, понятное дело, с грудями. Но деревянный «картонный» домик (слышимость в нем дикая!) был, увы, не «распакован», хозяева не прибыли, и шофер доставил нас в красивый дом из белого кирпича – один их тех, на которых с прошлого года развевается (правда, уже сильно поистрепанный дождями и ветрами) флаг РФ.
Обед на гальке. Фото автора |
Называлась гостиница просто на заказ любителей котов – 7 Сats. Общительная хозяйка Оксана немедленно заверила нас, что все эти коты и кошки реально существуют, моментально напомнив мне героиню-кошатницу из сказки «Маленький Мук», которая кричала: «Сюда, сюда, готова еда, и столик накрыт, чтоб каждый был сыт». И вот почти сразу мы этих кошек и увидели. Одна из них – черная, гибкая, стройная барышня – родилась в День России и носит имя Рося, да и сама, кстати, на днях родила аж пятерых котят. Другая, уже взрослая серо-полосатая аккуратная дамочка 13 лет Еська, чаще важно восседала на перилах и отличалась спокойным, солидным нравом, проявляя характер только тогда, когда приходилось отшивать ее сыночка, мраморного Зефирчика, который напрочь забыл о родственных узах и регулярно подъезжал к ней на предмет удовлетворения страстей. Однажды часа в три ночи мы подскочили на постели от дикого даже не ора, а кошачьего рева на лестнице – реально казалось, что коты катятся вниз по ступеням и рвут друг друга на части. Это были как раз Еська с Зефирчиком.
Оксана – как же, однако, причудливо тасуется колода – оказалась филологиней родом из Ленинграда, правда, давно и безвозвратно отдавшейся гостиничному бизнесу. Дочка Полина учится в Москве. «Когда мне муж сказал: «Ну что, покупаем дом в Феодосии или в Коктебеле?» – у меня даже вопроса не возникло. Конечно, Коктебель!» Оксана тоже оказалась ярой патриоткой Коктебеля и чуть позже сосватала нам интереснейшую экскурсию в цветущий, жужжащий, щебечущий и щерящийся мощными скалами заповедник Кара-Даг. А вот с финансовым положением, как запросто выразилась хозяйка, мы находимся понятно в каком месте. И уже с прошлого лета. Ту просторную мансарду, где можно было танцевать или разместить целый отряд, с балконом и хитроумным альковом из присобранной шторы, которую мы, решив особо не зажиматься, сняли в «котовой» гостинице, в сезон она сдавала по цене в пять раз больше.
Весь майский, праздничный Коктебель, даже обласканный наконец вылезшим нежным, горячим солнышком, которое согрело холодную, неприютную гальку, не считая местных, был практически пуст. Не работала большая часть кафешек, за исключением любимого «Калипсо», где худощавый музыкант добротно, но без особого драйва нудил рок-шлягеры. И только моряки привычно зазывали на морские прогулки вдоль Кара-Дага, на которые, учитывая резкий холодный ветер, отваживались не все. У подножия холма Юнге, прячась от ветра, сгрудились немногочисленные смелые натуристы, подставив лучам зимние белые тела. И уж конечно, я не преминула опробовать пару раз холодную (градусов 12–14) морскую воду.
И еще – вот уж странная, почти мистическая вещь: весь весенний Коктебель был захвачен собаками – крымскими дворняжками самого отборного сорта. Рыжими, пегими и черными, здоровыми и мелкими, с длинными, как колбаса, телами и короткими лапами, метисами всех пород и мастей. Они деловито «аскали» еду на набережной, поделив ее на зоны влияния. Они яростно облаивали несущиеся грузовики, кидаясь чуть ли не под колеса, а на пляже на нас вдруг наскочила совершенно обалдевшая черная «девочка», охваченная весенним сумасшествием. Она кидалась прямо на нас, кувыркалась и переворачивалась. Явно не в поисках еды, носилась туда-сюда по пляжу и даже, к ужасу зрителей, сверзилась с довольно крутого каменистого склона холма.
Что же, что же открыл нам в этот раз Коктебель? Наверно, то драгоценное, звенящее, весеннее – то, что хочется, с одной стороны, выплеснуть, закричать, воспеть, а с другой – сохранить в себе, прятать и растить, как кристалл невероятного света. И таким образом – замыкать в себе, как ту самую двуединую коктебельскую сущность, соединившую Эдем и Аид – начало и конец, и все сильнее ощущать свое сливающееся с древними вулканическими пластами, с сухой, растрескавшейся почвой, с летящим на ветру ковылем торжествующее, трепещущее и дикое естество...