Алексей Малашенко  |
| Часовой, лицо которого разглядывать не рекомендуется. Фото Reuters |
Дорога на Панмынчжон от Сеула заняла два часа. И большую часть – вдоль широкой (шире Москвы-реки) реки Ханган, через которую перекинуты 27 мостов. Никогда не подумал бы, что по Сеулу протекает такая мощная река. Кончаются дома, и дорога становится совсем безликая, светло-защитного цвета. Скучные, такого же цвета послезимние рисовые поля. На том берегу реки – невыразительные горы, даже не горы, а высокие холмы. Горы Северной и Южной Кореи почти одинаковы. Отличие южнокорейского пейзажа от северокорейского в том, что на горах КНДР нет леса – его давно вырубили и пустили на дрова. Это было первое замечание очаровательной кореянки-гидши о различиях между Южной Кореей и КНДР.
Что еще? Большие стаи больших птиц – уток, еще каких-то длинноклювых особей, похожих на цаплю. Они летали по небу, тяжелые, потом садились на воду, плавали, и все это как в замедленном кино.
За столицей Южной Кореи трасса была пустой. Правда, организаторы поездки нас предупредили, что в автобусе фирмы Limuzin надо пристегиваться ремнями безопасности, как в самолете. Мы осознали причину этого только тогда, когда наш автобус стали подсекать местные невоспитанные Hyundai и Kia.
Мы – это участники конференции по Ближнему Востоку и Северной Африке. На первый взгляд, при чем здесь Республика Корея? А на второй взгляд – конечно же, при том. Пока Северная Корея (Корейская Народно-Демократическая Республика) будет любоваться майским парадом на Красной площади, Южная деловито вкладывает свои миллиарды, следя за тем, чтобы ни одна вона не пропала.
Что такое Панмынчжон? Это бывшая деревня на 38-й параллели, где после трехлетней войны в 1953 году между ООН и Северной Кореей было подписано Соглашение о перемирии, поделившее – аккурат по этой параллели – Корейский полуостров на две части: коммунистическую и нормальную.
Гидша рассказала историю разделения Кореи, о том, как начинались переговоры в Панмынчжоне. Для меня этот Панмынчжон был кусочком мирового абсурда, куда я никогда не попаду – как в Алисину Страну Чудес. Теперь меня туда везли. И обрывки исторических сведений накладывались на осторожный голосок гидши, повествовавшей о «разрезанных» семьях, о людях, которые не могут пройти 10 шагов, чтобы увидеть родных. Северокорейцы не могут посещать оставшиеся на Юге могилы предков. Общение между Севером и Югом запрещено Севером. Зато Север создал специальную территорию, отведенную для поклонения тем, чьи могилы остались на Юге. Я пытался понять, как это происходит, так сказать, технически, но так и не уразумел. Еще есть недействующая железнодорожная станция Дорасан. «Не последняя станция с Юга, но первая станция на Север». Так она именуется в кратком – из двух страниц – путеводителе по Панмынжону. Она не соединяет, но разделяет две части Кореи.
Доехали. Естественно – погранпост, машина сопровождения. Въезжаем в южнокорейское приграничье. Лес, озера. Военный городок. Вышколенные, в лучшем смысле слова, одетые с военной иголочки солдаты с умными лицами аспирантов. То, что гид-сержант, который будет сопровождать нас дальше, владеет английским в совершенстве, уже не удивляет.
Возле командного центра, этакого штаба с кинозалом и магазином сувениров – без сувениров теперь никак нельзя, – пересаживаемся в местный военный автобус. Едем по пустым дорогам, проезжаем посты. Людей нет, редкие солдаты. Постепенно нарастает ощущение, что где-то рядом есть что-то совершенно иное. Доезжаем до той странной полосы земли, где переступить границу можно, сделав всего один шаг. Граница эта представляет собой сплошную разделительную полосу на шоссе.
Территория (зона конференции), где велись переговоры и продолжаются встречи, состоит из семи одноэтажных домов, напоминающих советские солдатские столовые. Три голубых здания принадлежат Командованию ООН, четыре серых – Северокорейской народной армии. Центральное голубое здание – Военная миротворческая комиссия, где время от времени Северная и Южная Корея контактируют между собой. В нем переговорная комната. Простые деревянные столы, стулья – три напротив трех. Поделена даже сама переговорная комната – по ней проходит демаркационная линия. Мы на правах туристов имеем право ее пересекать, переходя из южнокорейской в северокорейскую зону. Во время переговоров это строго запрещено. Нам было предоставлено 10 минут, чтобы пофотографировать. Потом наша небольшая интернациональная толпа высыпала на улицу, и мы принялись оглядываться.
За голубыми и серыми домами-бараками, которые входят в так называемую общую территорию безопасности, то самое шоссе с белой разделительной полосой. Прямо от нее поднимается вверх пограничный дом – это уже Северная Корея. Дом напоминает старый, советский профсоюзный санаторий. Наверх к дверям ведут 40 ступенек (я посчитал), далее глухие, закрытые не то пластиком, не то деревом двери. К ним приставлен часовой, лица которого снизу не разглядеть.
«И тишина» – именно так, словами Савелия Крамарова из «Неуловимых мстителей», можно охарактеризовать ситуацию возле северокорейских дверей. Я не удержался и задал вопрос стоявшему около меня южнокорейскому бойцу:
– Там, напротив, бывает движение?
– Да, – отвечал он, – там тоже случаются экскурсии, но их меньше, они такие все официальные...
Двери наверху вдруг открылись. И оттуда, из Северной Кореи, спустились по лестнице два в военной форме, похожие на робокопов человека. Один держал в руке фотоаппарат. Робокопы дошли до разделительной полосы. Тот, что с фотоаппаратом, принялся нас фотографировать. «Наверное, решили, что вы – высокопоставленная делегация», – пояснил южнокореец. Возможно, так оно и было. Первым и невысокопоставленным желанием было показать Северной Корее язык. Во избежание дипскандала я сдержался. А жаль – такое фото украсило бы любую газету, в том числе и «НГ».
Возвращаемся, петляя по узкой, но качественной дороге, обратно к «штабу». Проезжаем мимо «моста невозвращения», по которому из Южной Кореи уходили те, кто мечтал увидеть родственников, живущих на Севере. Это был мост обмена людьми. Около 89 тыс. северокорейцев и китайцев вернулись домой в коммунизм, где и исчезли.
13 тыс. ооновских солдат, перешедших границу на Юг, могли вздохнуть и отоспаться.
Покрытый асфальтом мост уходит в никуда. Он выглядит мертвым, по нему уже годами никто не ходит. Я не впадаю в пафос, просто пытаюсь передать свои ощущения, в которые вы можете верить, а можете и не верить.
…В магазине, что на первом этаже «штаба», долго выбираем сувениры. Продавщица предложила бутылочку северокорейской водки. Эту память о Панмынчжоне я выпил еще в Сеуле под хорошую южнокорейскую лапшу.
Если российско-северокорейские отношения будут развиваться, вы ее, водку, тоже отведаете.
