Роза Цветкова
Останется ли завтра Немцов-мост с цветами? Фото Reuters
Если честно, я не хотела про это рассказывать вот так, публично. Это была моя личная история, пусть уже и покрывшаяся пылью двух веков, но по-прежнему бережно хранимая в памяти, вся такая яркая, в лицах… Будто бы это произошло только вчера…
Но 40 дней назад в России, рядом с кремлевскими стенами его, главного героя моей очень короткой, словно вспышка, love story, убили. Четырьмя смертельными пулями в спину, и нет ни дня с тех пор – с ночи с 27 на 28 февраля, – когда бы я (да что я?!), когда бы многие люди могли рассказать и рассказывают другим: знаете, каким он парнем был, Борис Немцов!
Насчет love story я, пожалуй, преувеличиваю. Слишком быстро все произошло, чтобы это могло оказаться претензией или хотя бы заявкой на чувство большое и светлое, но почему так больно до сих пор свербит в той области, что сердцем зовется? Почему, повторюсь, столько раз на протяжении последних сорока дней я вспоминаю его удивительно открытую улыбку, глаза и голос с чуть-чуть хрипотцой?!
Но все по порядку.
Итак, 20 июня 1997 года. В подмосковных Люберцах сегодня должен состояться открытый аукцион по продаже подержанных иномарок, состоящих на балансе управления делами президента РФ. Это первое мероприятие такого уровня: на площадку для торгов выставлено семь автомобилей, в основном Audi, чья стартовая цена в несколько раз превышает рыночную. На мероприятие съехались журналисты со всех концов страны. Еще бы: аукцион инициирован первым зампредом правительства Борисом Немцовым, который сразу же при вступлении в должность заявил о необходимости пересадить правительственных чиновников на отечественные «Волги». Вице-премьеру всего 38, в правительстве он – самый молодой зампред и по возрасту, и по сроку нахождения в должности. Но народ, уже слегка подуставший считать свои неденоминированные миллионы – буханка хлеба стоит около 3 тыс., билет на проезд в автобусе – 12 тыс., а колбаса, страшно сказать, сколько, да ее далеко не каждый россиянин мог позволить себе купить, 97-й год в новейшей истории России отличился массовыми акциями протеста против хронических невыплат зарплат. По поводу чего Госдума была вынуждена даже выпустить специальное постановление, а губернаторы регионов издавали собственные распоряжения о приостановке платежей в федеральный бюджет, – так вот, россиянам очень хотелось верить в силу и возможности энергичного вице-премьера. В нем, в Борисе Немцове, многие, да и сам Борис Ельцин, наверное, уже видели потенциального преемника на президентском посту.
И вот перед внушительным ангаром, внутри которого будет происходить распродажа чиновничьих авто, собралась огромная толпа журналистов. С минуты на минуту должен прибыть правительственный кортеж, и первый вице-премьер Борис Немцов откроет первый в новейшей истории России аукцион. На вырученные от торгов деньги «Палпалычем» (как между собой называли журналисты управление делами президента РФ, руководимое Павлом Бородиным) должна была быть закуплена продукция Горьковского автомобильного завода – «ГАЗ-21». И несмотря на то, что большинству россиян конца 90-х «Волга» как семейный автомобиль разве что во сне снилась, пересадку чиновников на отечественные автомобили люди вожделенно ждали, хотя мало верили, что это случится.
Стоя на первой линии журналистских рядов, не ограниченных каким-нибудь ОМОНом или даже просто охранниками, а потому определивших вице-премьеру для прохода крайне узкий коридор, – да-да, не удивляйтесь, такие демократичные порядки взаимоотношений прессы с властью еще бытовали в ельцинские времена! – я просто затылком чувствовала жар от уже включенных телекамер, радиомикрофонов и прочей техники. Нахальные телевизионщики, в основном плечистые и рослые парни, уже не один раз предупреждали, чтобы, «как только он появится», я пригнулась как можно ниже и не путалась под ногами. Между пишущей и телевизионной братией всегда присутствовала не так чтобы здоровая конкуренция, особенно заметная в столь присутственные моменты.
 |
| Под руку с Немцовым? Да кто она такая... |
То, что Немцов наконец приехал, можно было понять, даже не глядя в ту сторону, – ряды представителей многочисленных СМИ как-то враз зашевелились.
– Ага, приехал, сам на черной «Волге», а движок-то у нее наверняка от «Вольво», – удовлетворенно произнес где-то сильно надо мной чей-то голос. Обладатель которого незамедлительно заехал мне в ухо телекамерой и прошипел: «Я же просил пригнуться».
Но сделать это я не успела. Потому что желание разглядеть живого вице-премьера пошло такой сильной волной откуда-то сзади, что даже крепкие «перворядники» удержать строй не смогли. Телевизионщики ринулись вперед, держа перед собой камеры, словно автоматы, и вот я уже падаю, почти на асфальте, еще мгновение – и по мне пройдут или даже пробегут не глядя.
Как вдруг чья-то рука резко выдернула меня из-под всей этой мужской массы. Ухватившись за нее, как рыба за крючок, я, только встав на ноги, смогла разглядеть своего спасителя. Это был Борис Ефимович!
– Ну как вы, живы? – спросил он, заботливо поправляя на мне съехавшее куда-то вбок платье, в то время как его единственный, хотя и достаточно внушительного вида охранник своей спиной сдерживал нарастающее нетерпение толпы.
А он – сам первый вице-премьер! – предложил мне свою руку колечком, и, снова надежно за него ухватившись, я пошла вперед, в мыслях все еще падающая и пока не осознающая триумфа собственного положения: под руку с Немцовым? Да кто она такая...
В тот момент (счет, разумеется, шел на минуты – много ли надо, чтобы пройти метров 200 до входа в ангар?) у меня, очевидно, случился когнитивный диссонанс. Идя рука к руке с самим преемником президента, я прямо-таки заставляла себя настроиться на выполнение журналистского долга.
«Немедленно бери у него интервью», – просто возопила та часть моего мозга, которая понимала, что второго такого шанса у меня не будет.
«Ты что, не понимаешь, что этот второй человек в России спас тебя от перспективы быть раздавленной в буквальном смысле своими же коллегами? – увещевала другая, очевидно, более разумная часть меня. – Непорядочно пользоваться этой чрезвычайной ситуацией».
В результате мы просто шли и разговаривали. На всякие человеческие темы. Он был в ударе, шутил, удивлялся ажиотажу вокруг своей персоны, верил, что вот сейчас все эти «ауди-шмауди» продадутся (из семи автомобилей, выставленных на этом первом аукционе было действительно продано три Audi по цене 20 с лишним тысяч долларов каждая и один Saab) и… «заживем». А я чувствовала себя немного спасенной принцессой, немного растяпой-журналисткой, но более всего просто женщиной в компании хотя и с высокопоставленным членом российского правительства, веселым, кудрявым, обаятельным, но почему-то в сильно измятом пиджаке. Я даже попыталась смахнуть какие-то пылинки у него со спины, наткнулась на укоризненный взгляд охранника, подумала: «Что я творю?» – и продолжала дальше беззастенчиво пользоваться временной привилегией первой статс-дамы.
Потом, уже когда Борис Ефимович прочно перешел из властной элиты в ряды ею нелюбимой, если не сказать сильнее, оппозиции, я не раз брала у него интервью. Но, не решаясь напомнить ему про свое чудесное им спасение, я все равно каждый раз вспоминала тот удивительный солнечный июньский день и такую же светлую и солнечную его улыбку…
Спасибо вам, Борис Ефимович, за то, что вы были и есть в моей судьбе!
