Бегство со «скотного двора»

Для многих дорога в джихад началась с революционного рэпа таких групп, как Public Enemy. Фото Reuters

Недавно в США приезжал Маджид Наваз, некогда оставивший ряды радикальных исламистов и написавший об этом книгу «Радикал. Мое путешествие прочь от исламистского экстремизма» («Radical. My Journey Out Of Islamist Extremism»). Американские читатели смогли выслушать рассказ этого человека и задать ему вопросы.

Наваз вырос в состоятельной семье выходцев из Индии и Пакистана, уже третье поколение живущей в Великобритании. «Мой отец был крупным инженером в ведущей нефтяной корпорации, – поведал он. – Так что в моем случае существующий стереотип радикала из маргинализированной молодежной среды не работает. И не только мой. Усама бен Ладен происходил из семьи, одной из самых богатых в Саудовской Аравии. Его преемник Айман аз-Завахири – детский врач, тоже из очень состоятельной египетской семьи. Этот список можно продолжать».

В возрасте 16 лет Маджид Наваз примкнул к радикальной организации «Хизб ут-Тахрир». В книге он рассказывает о своих тогдашних мотивах и о том, как молодые и нерелигиозные люди приходят к экстремистам. Одна из причин – расизм в Британии, который чувствуется везде, и от него не застрахован даже мальчик из богатой семьи, который учится в престижной частной школе. Однако резня мусульман во время гражданской войны в Боснии заставила задуматься, что расизмом всего не объяснишь. Светлолицые бошняки-мусульмане были жертвой вражды в Европе точно так же, как и смуглокожие выходцы из Пакистана и Ближнего Востока.

«Однако всего этого было далеко недостаточно, чтобы примкнуть к экстремистам, – продолжает автор. – Мы обрели свой голос, слушая американский революционный рэп 1990-х годов, такие группы, как «Public Enemy». Во многом они были близки чернокожим националистам из «Нации ислама» и отколовшейся от нее группировки «Нация пяти процентов». Американский, а за ним и британский рэп пробовали различные направления. Музыканты заигрывали с криминальным миром гангстеров, с левацкой революцией, а сейчас полностью коммерциализировались и подчинили себя правилам потребительского капитализма. Однако именно рэп-музыка стала языком выражения различных радикальных идей в Латинской Америке, Европе, арабских странах.

Как в известной ленинской формуле, для формирования радикала-революционера «коллективного агитатора и пропагандиста» было недостаточно. Нужен был «коллективный организатор». И такие организаторы-вербовщики нашлись. Причем не в мечетях, а на улице, в школах, клубах и даже барах. Наваз говорит, что отношение к традиционным и соблюдающим предписания мусульманам у радикалов самое пренебрежительное. Их религиозность считают приспособленчеством к немусульманскому миру.

Маджид Наваз учит молодежь не поддаваться соблазнам радикалов. Фото с сайта www.icsr.info

Несмотря на известное отношение ислама к статусу женщин, в ряды радикалов их охотно принимают. Женщины даже играют в движении активную роль. Наваз нашел там свою будущую жену, и когда в возрасте 24 лет он ушел из радикального исламизма, ему пришлось оставить маленького сына. До присоединения к «Хизб ут-Тахрир» Наваз имел сексуальные отношения с девушками, а после вступления в организацию от этого пришлось отказаться. Это стало для него причиной раннего брака. Однако для других молодых людей, для тех, которые не познали секса до вступления в организацию, воздержание вызывало серьезные фрустрации и психологические нарушения. «С одной стороны, они осуждают блуд и разврат, царящие в нерелигиозном мире, и гордятся тем, что могут всему этому противостоять, – говорит Наваз. – С другой стороны, исламское богословие не ответило на многие вопросы, связанные с женщиной в семье и мире. Там допускаются рабство, угнетение. Женщинам предписывается закрывать лицо, волосы, а некоторые особо набожные требуют даже надевать перчатки, и тем самым мы подспудно признаем, что даже лучшие из них не способны противостоять соблазну».

«Я верил, что в мире постоянно идет вселенская борьба между мусульманами и немусульманами, – продолжает бывший исламист. – И эта борьба будет продолжаться до самого Судного дня, потому что мусульмане никогда не смогут жить в диаспоре как меньшинство или под руководством кого-то, кто не стремится к реализации шариата. Верил, что мусульмане как меньшинство, не обладающее всей полнотой власти, всегда будут подвергаться угнетению и унижению, нападкам на свою веру и образ жизни. И единственный способ защитить мусульман и ислам – это установление халифата».

Наваз сравнивает исламистов с большевиками, которые хотели взять власть и построить свою утопию. Собственно, чтение «Скотного двора» Джорджа Оруэлла в египетской тюрьме и привело его к выходу из исламизма. «Оруэлл критикует сталинский социализм, – рассказывает он. – Однако я читал и понимал, что если все эти исламистские деятели, которые сидели со мной, дорвутся до власти, то устроят точно такой же «скотный двор».

Наваз был осужден в Египте по обвинению в принадлежности к запрещенной организации и получил пятилетний срок. Он познакомился в тюрьме с представителями всего спектра исламистских течений. Однако сидели с ним и либеральные противники режима Мубарака, и фигуранты нашумевшего в Египте дела «Королевского корабля», организовавшие гей-клуб. Сидели там и мусульмане за переход в христианство. Тюрьма впервые близко свела Маджида с людьми других взглядов и верований и научила его смотреть на вещи с разных сторон. В тюрьме он также выучил арабский язык. Это дало ему возможность познакомиться с мусульманской литературой, с традицией, с самим Кораном.

Наваз отсидел четыре года, вернулся в Британию и через год, разочаровавшись в радикальном исламизме, вышел из группировки. Позже он был среди создателей организации Quilliam, занимающейся противостоянием экстремизму и исламизму. Они стараются убедить правительственные и общественные организации проявлять больше внимания к различным оттенкам и нюансам современного ислама. Маджид Наваз баллотируется в британский парламент от партии либерал-демократов.

Что важно, в своей книге он предлагает способы победить исламизм, сделав его попросту непривлекательным для молодежи, таким, каким сегодня стал на Западе сталинизм. Маджид Наваз верит, что исламизм неизбежно распадется, как распадались все подобные идеологические догмы. Он сравнивает ситуацию в исламизме с сатирическим фильмом комик-группы Монти Пайтон «Жизнь Брайана», когда две экстремистские группировки начали войну из-за того, как им называться: «Иудейский народный фронт» или «Народный фронт Иудеи». «Люди, которые готовы погибнуть за идею и готовы за нее убивать, хотят быть уверенными, что они идут на смерть за абсолютную истину, за божью правду. А истина не бывает абсолютной. У разных людей разные версии и толкования истины, – пишет он. – В Сирии «Аль-Каида» воюет с ИГИЛ, хотя для всего мира между обеими группировками нет разницы. И мы говорим молодежи, что если вы едете туда, чтобы присоединиться к джихаду, то будете убивать друг друга, потому что такова природа любой догмы, которая неизбежно ополчается на самое себя». Фраза Дантона о том, что революция пожирает своих детей, актуальна для исламистов не меньше, чем для якобинцев или большевиков.