В России вообще положительно относятся к образам вождей. Фото автора
Все смешалось. Праздники переполнены негодованием, а траурные даты – политическим фарсом. Год, который заранее объявили очень трудным, начался соответственно – со сложного переплетения насилия, идеологических спекуляций и циничной конъюнктуры. Верующие обижены. Политики обижены. Целые страны и народы обижены. Все обижены друг на друга. В бездне обид даже вполне церемониальные события обретают тревожный и неоднозначный смысл.
Мавлид ан-Наби, день рождения пророка Мухаммеда, отмечают красочным шоу на больших концертных площадках в Москве не первый год. Но в этот раз на религиозный праздник упал отсвет особых событий. Нет смысла пояснять, каких именно. Рождение пророка, в соответствии с плавающим лунным календарем, пришлось нынче на 3 января. Потом были трагические события 7 января. А в конце месяца в самом крупном концертном зале Москвы состоялось шоу с рассказом о пророках ислама, спецэффектами, выступлением музыкантов и демонстрацией волоса пророка Мухаммеда, специально для этого привезенного в Россию.
На дне огромной чаши амфитеатра маленькая фигурка муфтия, ее гигантская тень на плазменном экране. Муфтий с напряжением произносит: «Мы любим нашего пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует!» Потом повторяет эти слова, и еще, и еще, каждый раз тщательно выговаривая после имени пророка обязательный гоноратив, восхваление. Раздаются оглушительные рукоплескания зала, до отказа заполненного зрителями.
Посетители праздничного концерта представляют весь мусульманский интернационал, проживающий в столице. Группы людей восточной внешности от станции метрополитена стекаются к гигантской глыбе концертного зала по коридору из сотрудников полиции. Кроме полицейских порядок обеспечивают многочисленные волонтеры из мечети в зеленых жилетках с бейджами, на которых – большое красное сердце и надпись: «Мы любим нашего пророка». По периметру здания – строй насупленных омоновцев. Охраны не намного меньше, чем посетителей празднования. Говорят, из-за требований безопасности демонстрацию привезенной реликвии перенесли из холла на сцену.
Между тем на сцене в разгаре шоу. Голос из динамиков обличает пороки современности, на плазменном экране мелькают кадры: ночной клуб, черные знамена ИГИЛ, голубые флаги украинского движения «Свобода» на майдане в Киеве. Потом рассказ о пророках ислама и главном из них – Мухаммеде. Повествование начинается с Ноя. Фоном возникает кадр из фильма Даррена Ароновски. Того самого фильма, где пророк Ной с лицом Рассела Кроу, что вызвало неудовольствие у нескольких мусульманских стран, запретивших у себя прокат картины.
Наши мусульмане не считают предосудительными изображения пророка Мухаммеда.
Фото предоставлено пресс-службой ДУМ Москвы |
Надо сказать, стилистика московского Мавлида вообще далека от консерватизма. Даже сюжет о пророке Мухаммеде сопровождается видеорядом, где основоположника ислама играют актеры. Иса-Иисус предстает в образе, созданном художником Крамским. А ведь в каком-нибудь другом уголке исламского мира подобные вольности могли бы вызвать нешуточные нарекания!
Зато организаторы празднования нашли место для политкорректности, обеспеченной политической конъюнктурой. В той части программы, где речь идет о Моисее, упрямый фараон предстает в образе своеобразного нациста Древнего мира, развязавшего геноцид, жертвы которого – евреи. Иудеи трудятся на строительстве египетских городов, точь-в-точь как в гитлеровских концлагерях. Между прочим, Египет запретил прокат нового фильма «Исход. Цари и боги». Египтяне обиделись за фараона. Московский же имам, комментирующий со сцены коранический рассказ о Моисее, торжественным голосом напоминает, что в эти дни мир отмечает 70-летие освобождения Освенцима. Красной армией. Экран: красное знамя над Рейхстагом, серп и молот. Алые лучи лазера мечутся по зрительному залу.
Да, следующим пунктом в календаре мероприятий числилось 70-летие освобождения Освенцима. День памяти жертв нацизма, нынче оскверненный спекуляциями о том, кто из мировых лидеров поедет в Польшу на торжественную церемонию. А кто не достоин приглашения. Накануне этой даты в Москве столичное правительство и еврейская община провели свою церемонию в Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе. Вечер-реквием открыл Неделю памяти жертв нацизма.
Фойе музея. Гости, среди которых множество диссидентствующей интеллигенции, теснятся у сувенирных лавочек, где продают гипсовые бюсты Сталина и Путина. Ничего личного: сувенирный бизнес. В толпе заслуженные либералы смешались с отставниками в кителях советского образца, от которых можно услышать: «Представляешь, прямо по городам маршируют в эсэсовской форме!» На мемориальные мероприятия прибыли официальные лица из правительства России и столичной мэрии, каждый из них вставляет в свою речь хотя бы несколько слов о реабилитации фашизма в Восточной Европе и обязательно упоминает скандальные заявления польского министра. А позже со сцены известная общественная деятельница либеральных взглядов восторженно рассказывает, как в Украине откликнулись на конкурс работ о холокосте.
Над святынями не подшучивают, их сакральность не подлежит обсуждению – лейтмотив нашего времени. А если это твои святыни, и ты сам не уверен в их непогрешимой однозначности? В рамках упомянутой выше Недели памяти московские театры представили некоторые свои постановки, связанные с темой холокоста. Среди них одна из самых ярких – «Враги. История любви» в «Современнике», инсценировка романа нобелевского лауреата Исаака Башевиса-Зингера. Среди зрителей были журналисты, специальные гости, завсегдатаи театров и просто те, кто в этот день выбрался в театр. Было интересно наблюдать за очень разной реакцией всех этих людей на специфический трагикомизм, свойственный Башевису-Зингеру, который развивают авторы инсценировки.
Персонажи, пережившие холокост в Польше, обмениваются шутками вроде такой: «Знаешь, почему Гитлер покончил жизнь самоубийством? Ему пришел счет за газ». Этого, правда, нет в романе Башевиса-Зингера, но постановщики вносят свои дополнения вполне в зингеровском ключе. В одной из сцен говорят о расстрелянных нацистами детях главного героя: «Они в дверь не постучат» – и тут же раздается стук в дверь. Кое-где в зале возникает смех. Другие зрители мрачно безмолвствуют, просто физически чувствуется их негодование. Одна пожилая дама не выдерживает: «Ну что они смеются!»
Настроившись на настороженно-величавую волну деликатного отношения ко всей этой сложной совокупности трагедий прошлого и настоящего, трудно воспринимать парадоксальную драматургию диалогов одного из самых еврейских писателей XX века, воздвигнувшего памятник из книг погибшему еврейству Восточной Европы и его неповторимому отношению к жизни. С этим его видимым миру смехом и невидимыми миру слезами. Трудно слушать острые реплики героев со сцены, которые относятся к жизни по принципу: чем хуже мир, тем лучше наши шутки.
Сложно сказать, становится ли наш мир хуже, но нет сомнения, что он становится угрюмее.