Кишеневские обитатели,.. |
С детства Молдавия на литературной карте мира занимает для меня особенное место благодаря Пушкину. И тем не менее мирная мечта о Кишиневе дремала 20 лет, прежде чем стать явью в ноябре прошлого года, когда я получила приглашение от фонда Сергея Филатова принять участие в литературном фестивале «Бессарабская осень – 2014».
«Цыганы шумною толпой/ По Бессарабии кочуют <…> Как вольность, весел их ночлег…», – так и вспоминались мне пушкинские строки в густой синеве молдавских сумерек, когда автобус с нашей делегацией держал курс на деревушку Вадуллуйводе.
Четыре дня в окрестностях Кишинева… В одной компании собрались писатели и филологи, очень разные по жизненному опыту и судьбе, но близкие по духу. Руководитель мастер-класса по прозе, писатель, историк по образованию, Леонид Абрамович Юзефович комментировал факты истории Кишинева с блистательным остроумием и вел мастер-класс с редким чувством такта – строго, но с большой симпатией к молодым авторам. С не меньшей добротой и терпением относился к своим подопечным-поэтам и Александр Иванович Казинцев (журнал «Наш современник»). В составе нашей небольшой русской делегации была и филолог из РГГУ, специалист по русскому языку Евгения Наумовна Басовская. Очаровательно и лукаво улыбаясь, она рассказала в свободное время несколько университетских баек прошлого, одной из которых не возможно не поделиться. История эта о знаменитом составителе словарей – Розентале.
Розенталь, как известно, работал в МГУ. Как-то на закате своей деятельности, совсем уже старенький, он шел себе по коридору филфака во время вступительных испытаний. Вдруг выбегает абитуриентка и спрашивает его, совершенно не зная, кто перед ней:
– Скажите, Вы хоть что-то понимаете в русском языке?
Розенталь прищурился, подумал немного и сказал со своим польским акцентом:
– Кое-что...
Это скромное розенталевское «кое-что», столь близкое сократовской формуле, должно быть, сопровождает любого талантливого человека, который пронес свое призвание через всю жизнь.
...плакучие деревья... |
Проза и поэзия молодых молдавских ребят (победителей конкурса «Взлетная полоса», учрежденного Ассоциацией русскоязычных писателей Молдовы во главе с Олесей Рудягиной) удивила меня – многих из поколения 20-летних влечет сказочное, фантастическое, если не сказать антиутопическое начало. Воображение уносит молодых парней и девушек в далекие страны и галактики, где голодная пасть времени извергает проклятья, которым бунтующий человек вынужден противопоставить свои мужество, сноровку и вечный цинизм. Реальность вывихнута и ходит «в шапке набекрень», совсем как месяц в ахматовском «Реквиеме». В одном из рассказов, которые мне довелось прочитать, тема любви прячется не иначе как в уголках ломбарда, достоевщины, окутывающей воображаемую реальность…
Так ли случайны эти образы? И не оттого ли они возникают в воображении ребят, что в современной Молдавии выжить русскоязычному населению становится все труднее? Все призрачнее мечта о хорошем образовании (бесплатных русских групп в школах и университетах все меньше), все ничтожнее шансы получить гранты на издание русских книг, все безнадежнее идея литературных премий, поддерживающих и продвигающих молодую литературу, все напряженнее отношения с молдавским Союзом писателей. Об этом участники фестиваля с горечью говорили не только в кулуарах, но и открыто – в Славянском университете, на встрече со студентами и филологами Кишинева.
И все же лучина надежды продолжает гореть. Ее ровный и ясный свет согревает и писателей, и переводчиков, мечтающих укрепить культурное взаимодействие между Россией и Молдавией. Одна из важных совместных русско-молдавских перспектив, родившихся во время круглого стола, – сделать молдавский сюжет в одном из выпусков «Нашего современника» магистральным, напечатав произведения молодых молдаван…
Вспоминается, как в один из вечеров мы сидели за столом и неожиданно сладко и больно вдруг зажурчало по-молдавски стихотворение Симонова «Жди меня, и я вернусь», переведенное участницей семинара Дианой Жалбэ: что-то есть особенное и волнующее сердце в звучании молдавского языка, в его бархатистых звуках, интонационной свободе.
Как знать… Быть может, о чарующей мелодике молдавской речи думал и молодой Пушкин, «глядя задумчиво в небо широкое» из окна своего домика в центре Кишинева, где прожил первые месяцы молдавской ссылки. Место это известно в Кишиневе как заезжий домик купца Наумова. Во время Второй мировой домик горел, в конце 1940-х его отреставрировали, но, к сожалению, восстановить в точности обстановку двух крохотных комнаток не удалось. И все-таки неспроста в этом месте города чувствуешь незримую связь с Пушкиным и вспоминаешь его строки «К Овидию»:
…Но если, обо мне потомок поздний мой
Узнав, придет искать в стране сей отдаленной
Близ праха славного мой след уединенный,
Брегов забвения оставя хладну сень
К нему слетит моя признательная тень…
...и купола. Фото Юлии Симбирской |
Призывая «позднего потомка» в соглядатаи времени, Пушкин и не подозревал о том, насколько горькой и полной превратностей окажется судьба его молдавского приюта, как сложно будет дирекции музея отстоять право домика на существование в центре Кишинева. Страшно представить, что на этом месте вознесся бы «главою непокорной» вместо музейного комплекса деловой центр или чиновничий особняк.
Однако базаровскому нигилизму с его идеей «расчистить место» для новых свершений никогда не выжить в этих местах, опекаемых музами. Бродя по тихим улочкам Кишинева, общаясь с коллегами, чувствуешь магию пушкинского вдохновения, а вместе с этим и непреодолимое желание писать.
Вдруг понимаешь: «Бессарабская осень» не что иное, как кишиневские «Липки» (ежегодный форум молодых писателей в Подмосковье), только в миниатюре. Муравьиный писательский пир, увеличенный до размеров стрекозы или другого насекомого, обладающего фасеточным зрением, которое – в результате обмена мнениями, дискуссий, культурного взаимодействия – вдруг обретает четкость, близкую в своем ощущении мудрости розенталевского ответа неизвестной абитуриентке.