Рога и копыта в литературе

Вообще-то писатели в большом долгу перед козами и козлами.

...Давным-давно

Жил-был козел...

Самуил Маршак. Кошкин дом

За козла ответишь! Как же? Роль козы, или козла как ее близкого родственника, или овцы в мировой литературе всеобъемлюща. А тут еще эта двойственность китайского календаря, когда непонятно, о чем, собственно, речь – о козе, овце или баране. Многие шибко умные и подкованные люди авторитетно заявляли, что коза – та же овца.

По Брему, «коза – резвое, веселое, любопытное, задорное создание, расположенное к забавным шалостям и могущее доставить большое удовольствие всякому наблюдателю... Коза умна». А «овца – ведет свой род от горных баранов (вероятно – муфлонов)».

Ох уж мне это – вероятно. Очевидно, можно сказать пока только одно: коза и овца – это не одно и то же. Тем более деревянная. И вообще, какие у нее могут быть родственники по линии фауны, если она деревянная?

Восток туманен и загадочен, как дзен! Возможное обширное поле для толкований усугубляет еще то обстоятельство, что эквивалентный знак зодиака для восточной козы – Рак!

Представляете, что можно нагородить при таком неоднозначном подходе к восточному гороскопу и всей этой хиромантии. Одним словом – трагедия, что в переводе с греческого означает «козлиная песнь».

Надо сказать, что покуда козла не повысили в статусе до трагедии, он своей в буквальном смысле шкурой отвечал за древние манускрипты. Из козлины (помнится, в советское время это слово было довольно обидным ругательством) делали пергамент для письма. Возможно (или вероятно), даже первые библейские тексты были напечатаны не без помощи этого милого животного.

Без козла мировая литература просто могла не состояться. На месте козлов и баранов я давно бы предъявил союзам писателей счет за беззастенчивую эксплуатацию в хвост и гриву всех их присных. И не только в виде шашлыка в ресторане ЦДЛ, на природе или еще где. А и вообще.

В год Козы по восточному гороскопу родились такие непревзойденные писатели-классики, как Сервантес, Свифт, Бальзак, Пруст, Кафка… И солнце русской поэзии Александр Сергеевич Пушкин. И вместо благодарности писательское стадо платит козе, а также козлу и барану черной неблагодарностью.

Сервантес вкладывает в уста Дон Кихота монолог о золотом веке и женских прелестях после того, как Рыцарь печального образа отведал козлятинки: «Девушки, как я уже сказал, всюду ходили об руку с невинностью, без всякого присмотра и надзора, не боясь, что чья-нибудь распущенность, сладострастием распаляемая, их оскорбит, а если они и теряли невинность, то по своей доброй воле и хотению». В советское время считалось, что монолог Дон Кихота посвящен росткам социализма у Сервантеса. Поскольку во первых строках своей пламенной речи он говорит о том, что «жившие тогда люди не знали двух слов: твое и мое. В те благословенные времена все было общее…» Может быть, Дон Кихот печалится о том, что классики марксизма-ленинизма позднее назовут «обобществлением жен». Увидел девушку, уговорил. И все счастливы. Это и есть золотой век!

В списке классиков неплохо смотрелся бы и Горький, скрывавшийся от бури на Капри – на козлином, если буквальном перевести с итальянского, острове. К тому же Алексей Максимович был по гороскопу Овном. На его примере очень хорошо иллюстрировать характеристику этого гениального знака: импульсивность, харизма, честолюбие, кредо: я есмь!..

«Сосед этот оказался маленького роста, пламенно-рыжим, с клыком, в крахмальном белье, в полосатом добротном костюме, в лакированных туфлях и с котелком на голове. Совершенно разбойничья рожа!» Так в знаменитом романе «Мастер и Маргарита» выглядит «козел отпущения», «отставной козы барабанщик», вышедший из употребления козлоногий Пан и по совместительству Азазелло. У древних иудеев Азазель – козлообразный дух пустыни, что, собственно, и означает «козел-бог». Со временем демон Азазель перекочевал в Ветхий завет и уютно расположился в книге Еноха. У Булгакова Азазелло занимается форменным бандитизмом, попутно дарит Маргарите крем, с его помощью она превращается в ведьму. А потом преображается и сам: «Сбоку всех летел, блистая сталью доспехов, Азазелло. Луна изменила и его лицо. Исчез бесследно нелепый безобразный клык, и кривоглазие оказалось фальшивым. Оба глаза Азазелло были одинаковые, пустые и черные, а лицо белое и холодное. Теперь Азазелло летел в своем настоящем виде, как демон безводной пустыни, демон-убийца».

В первоначальных редакциях роман назывался «Копыто инженера» и даже «Князь тьмы».

Да и перед баранами тоже. Фото Евгения Никитина

Весьма возможно, что вся эта демонология оказалась в романе Булгакова не без помощи «Фауста» Гете. Только князь тьмы там вселяется в пуделя, а козел служит удобным средством перемещения в потустороннем пространстве. Вот слова Мефистофеля из сцены «Вальпургиева ночь»:

Ты б не прельстился добрым метловищем?

А я бы прокатился на козле.

Нам далеко, и мы еще порыщем.

Об этом же повествует и хор ведьм:

По воздуху летит отряд,

Козлы и всадницы смердят…

Словом, козлу, козе, а заодно овце не повезло, что они рогаты и с копытами. Христианство наложило на весь козлиный род проклятье. А ислам выбрал супруга овцы, барана, в качестве жертвенного животного. Истоки жертвоприношения в иудаизме, христианстве и исламе одинаковые, с небольшими разночтениями. С той лишь разницей, что у мусульман Авраам становится Ибрагимом, а Исаак – Измаилом. И хотя у христиан жертвоприношение – преддверие крестных мук Христа, но без всамделишней жертвы и тут не обходится. Но не напрямую, как у мусульман в Курбан-байраме, а косвенно – ведь и по окончании как Рождественского, так и Великого принято разговляться.

Дабы не обижать замечательных и добрейших животных, я бы посоветовал в этом году читать что-нибудь тихое и спокойное, где козел являет собой пример рассудительности. Как у Маршака в сказке «Кошкин дом»:

Ты с ума сошла, коза, –

Бьешь десяткою туза!

А еще – басню Крылова «Квартет», смысл который состоит в простой истине: каков бы ни был год, но упираться рогами и копытами в новые ворота все равно не стоит. Иного не дано. Иначе все будет как в сказке Льва Толстого «Волк и коза»: «Волк видит – коза пасется на каменной горе, и нельзя ему к ней подобраться; он ей и говорит:

– Пошла бы ты вниз: тут и место поровнее, и трава тебе для корма много слаще.

А коза и говорит:

– Не за тем ты, волк, меня вниз зовешь, – ты не об моем, а о своем корме хлопочешь».

Что бы ни говорили, а все-таки есть что-то русское в козьей душе!