Осталось пять секунд

Мы торопимся, пытаясь успеть всё...

«Ничего не успеваю, а кажется, что ничего такого и не делаю», – сказал мне старый знакомый при случайной встрече на улице. И побежал. И его слова, как бродячий пес, вдруг увязались за мной. Окончательно настигли уже вечером, дома. «Ничего не успеваю, хотя ничего и не делаю», – ну да, это, конечно, и про меня тоже. Кажется, это вообще примета нашей жизни. Куда-то спешить, не замечая, что происходит. Но времени подумать об этом у меня уже не хватило – столько нужно еще было сделать до завтрашнего утра.

А ночью мне приснилось, что я в отпуске. Живу недалеко от Барселоны. Идет день за днем, какая-то невзрачная архитектура вокруг, суета. И тут я понимаю, что пора уже возвращаться домой, а я еще ни разу не была в самой Барселоне. И даже до моря еще не добралась. Все занималась сама не знаю чем. Так и проснулась в этом ошеломлении. От собственной бессмысленности и бездарно проведенного отпуска.

Правда, думать обо всем этом опять было некогда. И вот я себя уже ловлю за бизнес-ланчем. И одновременным чтением в кафе местной газеты «Селедка». В ней интервью со сценаристом Юрием Арабовым на А3 мелким шрифтом и без картинок. У меня нет на него времени, хотя и интересно. Но глаза падают на первые строки. Арабов рассказывает, как сильно загружен сейчас работой. И добавляет: «Главное для меня – выделять часы безделья и праздности, поскольку вне праздности литератор не существует, нет внутреннего художественного процесса. Все это довольно сложно, и, рассказывая об этом, я сам удивляюсь, как же все успеваю. На самом деле я ничего не успеваю, все происходит кое-как и как-то…»

И тут у меня все сошлось – знакомый, Барселона, «Селедка», Арабов. Время вдруг остановилось. На какой-то миг. Или меньше? Знаменитый психиатр и философ Карл Юнг называл этот феномен синхронией. Когда ловишь в своей жизни странные и неясные совпадения. Он говорил, что в такие моменты словно Бог разговаривает с тобой.

Я благодарна, что Бог все-таки догнал меня. И, кажется, даже подмигнул. Наверное, это было непросто даже Ему. И теперь я пишу об этой странности здесь – как это вообще можно: делать так много и успевать так мало. Пишу в цейтноте, как же еще. И нет времени почувствовать это самое время по-настоящему. Остановиться и попридержать его за хвост, ощутить его запах, поиграть. Оно и сейчас от меня ускользает. Нет бы я могла в нем купаться, как Марсель Пруст, например. С его всемирно знаменитым поеданием пирожного «Мадлен»: «…как только чай с размоченными в нем крошками пирожного коснулся моего нёба, я вздрогнул: во мне произошло что-то необыкновенное. На меня внезапно нахлынул беспричинный восторг. Я, как влюбленный, сразу стал равнодушен к превратностям судьбы, к безобидным ее ударам, к радужной быстролетности жизни, я наполнился каким-то драгоценным веществом; вернее, это вещество было не во мне – я сам был этим веществом».

...и забываем о главном. Фото Reuters

Говорят, время в наше время и правда физически ускоряется. Только как это можно измерить, в этом самом времени же и находясь? Впрочем, говорят еще, что времени как такового и нет вовсе. Это наша иллюзия, наш способ воспринимать мир. Но почему мы его воспринимаем тогда так тесно? Впрочем, все это слухи, зато физик Илья Пригожин компетентно утверждает, что законы детерминизма, в которых время необратимо и прошлое уже не вернешь, соответствуют лишь «весьма частным случаям». И надо же было нам вляпаться именно в этот частный случай! «Они верны только для устойчивых классических и квантовых систем, то есть для весьма ограниченного класса физических систем, – пишет Пригожин. – Что же касается несводимых вероятностных законов, то они приводят к картине «открытого» мира, в котором в каждый момент в игру вступают новые возможности».

А вот другой физик, Резерфорд, стал героем одного известного анекдота. Однажды поздно вечером он застал своего сотрудника в лаборатории и был удивлен: «Что вы тут делаете?» – «Работаю». – «А что вы делали утром, днем?» – «Работал». – «И когда же вы думаете?!»

Или современный гарвардский преподаватель истории искусства и архитектуры Дженнифер Робертс требует от своих студентов, чтобы они не менее трех часов проводили в музее перед картиной и записывали свои наблюдения и впечатления – прежде чем начнут собирать об этом произведении какую-то информацию и писать искусствоведческую работу.

Или у Вячеслава Полунина есть правило «ноги в воду»: каждые три–пять лет он садится на берегу реки, любого водоема, опустив ноги в воду, ничего не делает и думает. Для него это такой способ понять, куда свернуть.

Кажется, теперь я понимаю, почему в наших городах пробки. Это тоже способ Всевышнего нас догнать. Это дар нам – наш шанс подумать. Вспомнить важное. Встретиться с собой. Или с чем-то большим, чем я. Как заметил Оскар Уайльд, «ничегонеделанье – самое трудное в мире занятие, самое трудное и самое духовное». А в йоге особенно важной и сложной считается поза мертвеца – просто лежать в расслаблении и чувствовать свое тело. Вы не пробовали? У меня уже на первой минуте в голове всплывает список несделанного, в теле начинает возникать зуд, похожий на желание вскочить и бежать, и вместе с ним предательское: «Да что за ерунда эта шавасана, какая в ней может быть польза»…

Мы себя так истязаем. Это разновидность социального насилия, ставшая частью негласного общественного договора. Решили всем скопом, что нужно спешить. И теперь изнуряем себя дедлайнами. Торопимся проскочить на мигающий зеленый. И убегаем от себя. Теряем, чего хочется на самом деле. Для чего мы вообще тут? Забываем наведаться в свою внутреннюю Барселону. И что в результате? «Организм, подвергающийся неумеренному истязанию, всегда раздражен», – говорила Хильдегарда Бингенская, выдающаяся женщина Средневековья, ученый, поэт, музыкант, врач и провидица. Думаю, раз она столько успела, она знала толк в остановках.

Может быть, настоящая жизнь, наоборот, перпендикулярна времени? На другой оси координат? Когда болтаешь по душам с хорошим другом. Читаешь захватывающую книгу (как это теперь редко!). Увлекаешься чем-то по-настоящему. Или когда влюблена. Впрочем, об этом и писать как-то не хочется. Тут хочется сохранить интимность. Но вы наверняка помните, как это бывает. Что-то такое пронзительное, когда чувствуешь, что именно сейчас – живешь.

Или, может быть, время – это и есть ты? Как у поэта: «Время – субстанция, из которой я состою. Время – река, уносящая меня, но я сам река; это тигр, пожирающий меня, но я сам тигр; это огонь, поглощающий меня, но я сам огонь. Мир, к сожалению, реален; я, к сожалению, Борхес».