Иногда педагоги и ученики как будто находятся по разные стороны баррикад. Фото PhotoXPress.ru
Сотовые убрать! Засуньте куда-нибудь!
Я пошла в туалет, сидите тихо, дверь открыта, я всё слышу.
Сегодня мы натянули пространство на вектора, опустили полярность, а теперь я кончаю.
Школьные учителя
День учителя только 5 октября. Однако мы, уже выпустившиеся из школ и университетов, как правило, забываем о его существовании. А когда не уверен, что вспомнишь о каком-то празднике, – поздравлять лучше заранее. Вернее, не так – поздравлять пока действительно рано, а хочется рассказать–поведать об одной из самых ярких и увлеченных своим делом учительниц нашей школы. Тоже не так – об одном ее уроке.
…Следующая была алгебра. У моего друга Саши с этим предметом была взаимная ненависть. Ожидалась самостоятельная работа. Я был, как всегда, готов и даже с некоторым нетерпением ждал начала урока. Я занимался шахматами, и математика казалась мне облегченной версией любимой игры.
Дора Львовна опаздывала на шесть минут. Девчонки традиционно сбились в стаи и щебетали. Лучше сказать – трепались. Ребята встали в круг и пинали тряпичный шарик, набитый какой-то трухой. Серега Коренков привез его из Америки. Мы с Сашей стояли у подоконника.
– Хоть бы Дора не пришла! – говорил он.
– То есть ты хочешь, чтобы она заболела? А если у нее опять с сердцем плохо?
– Знаешь, если она придет, то плохо с сердцем будет у меня.
Появился второй мой друг, Валера:
– Как жизнь, старины?
Он четыре года провел в Америке и лишь недавно вернулся.
– Так не говорят. Иди ты со своими английскими кальками, – угрюмо ответствовал Саша.
– Не расстраивайся, сын мой. Да и не хами, – Валера отечески потрепал Сашу за щеку. Тот нервно задергался.
– Да ты, никак, эпилептик. Скоро «Преступление и наказание» начнешь писать.
– Сначала прочти, потом говори.
– Кстати, – Валера вдруг посерьезнел. – Я читал Достоевского. Я понял, что надо страдать. Но у меня не выходит.
Показалась учительница.
– Здравствуйте, Дора Львовна! – радостно запищали девочки с легким оттенком подхалимажа.
– Блин, – сказал Саша.
Все вошли в класс.
Я сидел с приятелем Максимом Соболевым за второй партой. Мы не были особыми друзьями, но сидеть с Сашей или Валерой было вредно с точки зрения учебы: слишком велик был соблазн болтовни.
– Ваши работы, – загробно проговорила пожилая, но весьма активная Дора Львовна. Она извлекла из сумки стопку ученических бумажек.
Выждала паузу.
– Плохо написали, плохо. Две пятерки. Авдеева и Черновецкий.
Самое интересное в классе происходит, когда
в нем нет учителя. Фото РИА Новости |
Мне вдруг стало приятно, что все написали плохо, а у меня пятерка. Я поймал себя на этой подленькой мысли, но тогда мне было наплевать.
– Пять четверок. Почечуева, Полковникова, Шушукина, Городков и…
Класс замер.
– И Ксензов.
– Черт, – буркнул Соболев.
– Ты чего, Макс, – обернулся с первой парты Ксензов, – серьезно рассчитывал на «четыре» вперед меня? Сидел бы лучше молчал, не позорился. Списываешь все у Вадика и чего-то из себя строишь. Списать-то толком не можешь.
– Я не списывал! – завопил Соболев.
– Так! – страшным голосом закричала Дора Львовна. – На двойку работу написал и сидит болтает! Щас выйдешь из класса вон, в коридоре будешь учиться!
– На двойку?! – Макс покраснел и стал задыхаться; глаза его лихорадочно блестели, ноги дрыгались, отчего парта немного шаталась. – На двойку?.. Но я все написал!
– И все с ошибками! – отрезала Дора Львовна. – Гучев! – Она со свистом повернулась к Саше. Саша побелел и напрягся. – Чудовищно! – Саша не шелохнулся; лицо его оставалось каменным. – На единицу не наработал! Элементарную задачу не смог решить! На банальнейшую систему уравнений!
Ксензов презрительно понюхал воздух, поморщился, неприязненно покосился в сторону Соболева и вполголоса бросил:
– И этот напердел.
– И это не предел! – с готовностью поддержала его Дора Львовна, все так же глядя на Гучева. – Позор! И это десятый класс!.. Ладно, щас-то хоть попробуй. Пусть высота столба – икс… нет, мало, – игрек…
Урок продолжался.
– …Поймите! – страстно говорила она. – Мы с вами не по разные, а по одну сторону баррикад! А по другую, по другую – ваша лень, ваше незнание и ваша безалаберность!
– И наша личная жизнь… – печально вздохнула Привезенцева и хитро захихикала с Москаленко. Дора Львовна, к счастью, не слышала. Она объяснила новое правило, посмотрела на часы и поняла, что урок вот-вот закончится.
– Самостоятельная, – безапелляционно сказала она, подойдя к столу.
– Ну Дора Львовна! – запищала Привезенцева. – Ну ведь урок же уже закончился!
– Самостоятельная! – грозно повторила учительница. – Скажите спасибо Соболеву, который отнимал время у всех вас! А в классе «Б» мы успели на две задачи больше!.. Быстро, быстро!
Класс зашебуршал, доставая листочки.
– Вадик, дай листочек! – жалобно заскулил Соболев.
– У меня нет. Только если выдирать.
– Ну так и выдери.
– Тетрадь рассыплется.
– Не рассыплется! Ну, Вадик, ну, пожалуйста…
– Не-е-ет!
– Так! – сурово сказала Дора Львовна. – Диктую первое задание первого варианта.
– Ну, Вадик, ну, пожалуйста…
– Макс, заткнись.
– Какой ты грубый и невоспитанный! А еще отличник. Миш, ты хоть дай…
– В борделе дадут, – не оборачиваясь, ответствовал Ксензов.
– Ну, Майк…
– Я по средам не подаю, – отозвался Ксензов, отчерчивая поля.
– Ну, Майк… – фальцетом завыл Соболев в упоенном самоуничижении.
– Было бы – не дал, – отрезал Ксензов с наигранной жестокостью в голосе и погрузился в работу. Слегка обгрызанный листочек дала в итоге Дора Львовна. Соболев стал долго и прочувствованно ее благодарить.
– Так, не болтай, – прервала его Дора Львовна, и Соболеву пришлось приступить к первому заданию.
– Прихвостень, – с той же наигранной жестокостью заметил Ксензов. – Объедками с барского стола питаешься. Огрызками и ошметками.
В середине самостоятельной с задней парты с чудовищным грохотом обрушился стул, изуродовав соседний шкаф.
– У кого шпаргалка упала? – спокойно осведомилась Дора Львовна.