Когда принадлежишь к меньшинству, тяга к братьям по вере особенно сильна. Фото Reuters
В тот день меня не выпустили в Россию из аэропорта Сукарно-Хатта в Джакарте из-за проблем на индонезийской таможне. Я сидела в аэропортовском автобусе, который должен был привезти меня обратно в Депок – студенческий пригород Джакарты.
Я решила выскочить на одну станцию раньше своей, заглянуть в торговый центр, чтобы купить подарки родственникам, а потом быстренько выбираться в свой кампус. И тут ко мне обратилась женщина, сидевшая рядом: «Как тебя зовут?»
Надо заметить, европейцы в Индонезии находятся под постоянным пристальным вниманием местных жителей. Очень часто внимание это не совсем доброе, по крайней мере неприятное. Кому же будет приятно, если на улице на тебя показывают пальцем с громким криком: «Европейка»? По этой причине я постаралась минимизировать контакты с любопытной соседкой, пробурчав свое имя и глядя в окно на другой стороне салона автобуса.
Та не унималась: «Откуда ты приехала?» Я поморщилась, хотя это был стандартный вопрос индонезийца. Ведь понятия приватного пространства в Европе и Азии сильно различаются: на автобусной остановке у вас вполне могут спросить не только имя, но и адрес, а потом напроситься в гости.
Следующий вопрос заставил меня отвернуться от созерцания хляби за стеклом: «Ты христианка?» Так, не нарваться бы на сумасшедшую или ярую исламистку, подумала я и осторожно кивнула, оглядывая попутчицу. Выглядит прилично, хотя живет даже по индонезийским меркам небогато. Глаза добрые, лицо как будто распахнутое наружу: такое впечатление оставляли его широкие скулы, полные щеки и аккуратный маленький носик. На шее висел крестик. «Зачем же так откровенно?» – подумалось мне. За крестик в Индонезии, если нарваться не на ту компанию, и поколотить могут, если не повезет.
Женщина, проследив за моим взглядом, кивнула. В следующие пятнадцать минут остановить поток ее речи было невозможно. Я узнала, что мою собеседницу зовут Роза, она недавно переехала в Джакарту с острова Сулавеси, рождена и воспитывалась в христианской вере, работает в столице на фабрике одежды и всю жизнь мечтала встретить какого-нибудь европейца, чтобы помочь ему из религиозной солидарности. На этой фразе я моргнула и потрясла головой. Как оказалось, зря: воспользовавшись моей растерянностью, Роза предложила свои услуги в качестве помощника по выбору подарка, за которым я собиралась в магазин. Перед этим я ей призналась, что ищу коралловое ожерелье.
Внимание индонезийцев к людям с европейской
внешностью не всегда доброжелательное. |
Через минуту автобус остановился там, где моя новая знакомая предложила начать поиски. Времени на раздумья не было, я взяла с сиденья рюкзак, и мы вместе вышли в сырость ранних джакартских сумерек.
Мы приехали в совершенно незнакомый мне район столицы. Торговые центры здесь не отличались чистотой и роскошью отделки, не завлекали названиями знаменитых брендов, а больше напоминали крытые рынки. Роза переходила со мной от лотка к лотку, строго опрашивая продавцов. В этот момент я поняла, как здорово мне повезло встретить ее: в индонезийском языке огромное количество диалектов, и хотя расхожее слово «кораллы», которое я употребила, Роза поняла, я видела, что многие продавцы его не знают. Тогда Роза, виновато улыбаясь, оглядывалась на меня и начинала толковать с продавцами на настоящем базарном, а не литературном индонезийском языке. Кораллов мы в тот вечер так и не нашли: продавцы пожимали плечами, мол, давненько такой товар никто не спрашивал – немодно, вот и перестали закупать.
Наконец, уже в полной экваториальной тьме (это значит, что тьма была действительно полной, не чета летним ночам среднерусской полосы) мы добрались до знакомой мне станции электрички. Тут меня поджидал еще один сюрприз: где-то посередине между Джакартой и Депоком дождем затопило рельсы, поэтому движение электричек по этой ветке было остановлено. Я растерянно посмотрела на Розу: время приближалось к десяти, куда же мне деваться в ночной Джакарте, где на улицы уже высовывают свои остренькие мордочки крысы, а нанимать одной такси – занятие, по общепринятому мнению, небезопасное. Роза выскочила на улицу, размахивая руками и крича: «Бечак, бечак!»
«Бечаками» в Индонезии называют велосипедные или моторизированные повозки, рассчитанные на двух человек. На велосипедной мне довелось ехать лишь однажды, должна признаться, что через двести метров я соскочила: слишком неприятно чувствовать, как напрягаются мышцы возницы при каждом повороте педалей. К счастью, нам с Розой попался мотоизвозчик.
На прощание я спросила Розу: «Почему ты сегодня мне помогала?» – «Потому что христиане должны помогать друг другу, может быть, когда-нибудь я окажусь в чужой стране и кто-нибудь поможет мне», – сказала она и обняла меня.
Эти слова заставили меня задуматься. Кажется, что в XXI веке религия должна отойти в прошлое. Человеческий дух прошел эту стадию развития общества с появлением кантовского «золотого правила нравственности», когда на Западе произошло превращение религиозных предписаний в нормы морали. Практика же показывает, что констатировать смерть религии пока рановато. Люди в отдаленных уголках мира до сих пор искренне стараются жить в соответствии с религиозными идеалами. Встреча с христианкой Розой в Джакарте показала мне, что проявление бескорыстной солидарности, основанной на общности веры, еще встречается в нашем грешном мире.