Дарья Данилова
Все как прежде – облака, луга, коровы… Фото автора
Недавно я ехала в автобусе из Дорохова в город Рузу (по делам имения, как сказали бы в старом романе), любовалась из окна видами. Рузский район считается одним из самых живописных на западе Подмосковья, и особенно заметно это в августе – в сезон гроз. Поля, засеянные овсом и люцерной, луга с разнотравьем и розово-алыми пятнами иван-чая. Все это окружено зубчатым от еловых верхушек темным забором леса, и надо всем омытое грозами небо с причудливыми облаками. Самое яркое и богатое оттенками летнее время.
Ехала я и думала грустную думу. Эта дума посещает нынче многих в автобусах и маршрутках: о том, что смотреть в окно было бы куда приятнее без этих песен по радио, кричащего во всю мощь. Если в городе оно как-то по привычке к суете терпимо, то здесь эти песенки так сильно контрастировали с природой, что... Чтобы не злиться на людей, полезно попробовать «влезть в их шкуру» и посмотреть на мир их глазами. Я влезла в шкуру молодого водителя, которому все эти пейзажи давно уже опостылели, скучно ездить целый день по одному маршруту, хочется шума, ритма, веселья и «юмора.фм». Он искренне верит, что и мы испытываем то же томление и скуку, засыпаем и жаждем взбодриться… И щедро делится с нами современным песенным искусством... Примерно так гуманистически я размышляла, но метод на сей раз почему-то не действовал, и брови мои неумолимо сводились, взгляд тоскливо блуждал по бескрайним полям, а беззащитные уши внимали словам песен. Как назло и песни попадались одна другой краше: «Ту-ту-ту, я включила плиту» и тому подобные.
Откуда берется у людей пристрастие к этим песенкам – вот великая загадка. Говорят – дело в образовании и так называемой общей культуре, но я сомневаюсь. Предположим, я ехала бы в девятнадцатом веке в санях и слушала песню ямщика... Ямщиков никогда в России не считали примером для подражания и носителями высокой культуры. Ямщики ругались матерно, выпивали, могли обмануть подгулявших ездоков, а то и вовсе обокрасть. Но почему же эти самые ямщики вдохновляли многих на гениальные стихи, такие, например, как это, ради которого придется перенестись из теплого августа в холодную зиму:
В чистом поле серебрится
Снег волнистый и рябой,
Светит месяц, тройка
мчится
По дороге столбовой.
Пой: в часы дорожной скуки,
На дороге, в тьме ночной
Сладки мне родные звуки,
Звуки песни удалой.
Пой, ямщик! Я молча, жадно
Буду слушать голос твой.
Месяц ясный светит хладно,
Грустен ветра дальний вой.
Пой: «Лучинушка, лучина,
Что же не светло горишь?»…
 | ||
| Только ямщиков с их песнями нет.
Николай Сверчков. Тройка. 1865. Томский областной художественный музей |
Пушкин «молча, жадно» слушает простую песню ямщика – далеко не носителя высокой культуры и наверняка неграмотного в отличие от нашего водителя автобуса. Но отчего-то эта простая песня западает в душу лучшего поэта России и вдохновляет его на собственные стихи. Тут хочется отступить от основной темы и сказать два слова о лучине, раз уж она растревожила самого Пушкина. Один современный поэт заметил, что лучина неспроста часто встречается в песнях, эта горящая щепка, воткнутая в светец, – символ сговора людского против тьмы и холода, против «духовного остывания мира», источник света в греховной тьме. Пушкина, отзывчивого к вечным символам, не зря тронула эта лучинушка, горящая среди зимы, в холодном бесконечном пути.
И тут возникает вопрос: вдохновила бы Пушкина поездка в рейсовом автобусе в XXI веке под песенку «Ту-ту-ту, я включила плиту»? Иные современные литературоведы, любящие все смешивать и уравнивать высокое и низкое, усмотрели бы и в этой плите символику тепла и домашнего очага. И, быть может, она есть, но только вряд ли она вдохновила бы Пушкина. Разве что на язвительное замечание. Можно ли «жадно» слушать такую песенку? Ведь ничто не мешает. Ни холод, ни тряская дорога. В автобусе даже кондиционер есть. Поля кругом живописные, как сто лет назад, и небо не изменилось… К тому же, по сути, и «Лучинушка», и «Ту-ту-ту» – народное творчество. Только так – да не так. «Ту-ту-ту» – современное городское, придуманное «грамотными» людьми, как минимум школу окончившими, а «Лучинушка» – старое деревенское, и разница огромная. Мещанские частушки и прибаутки и во времена Пушкина не отличались изяществом и вряд ли вдохновляли поэтов написать что-то серьезное. Городской фольклор, словечки, шутки чаще использовались нашими прозаиками-сатириками, а поэты больше любили воспевать деревню, где люди еще не испорчены мещанской мелочностью и труд, даже самый тяжелый, еще хранит отголоски изначальной связи человека с природой и потому – поэтичен. Были времена, когда во всем мире жизнь человека на земле украшала ее, а не замусоривала, как теперь. Один из вдохновляющих источников для мировой поэзии – человек, живущий на земле, крестьянин. Песни земледельцев, рассказы пастухов, притчи горцев – все это во все века вдохновляло поэтов. И этот важный источник постепенно иссяк. В России это вышло особенно болезненно. До революции была страна аграрная, после – стала стремительно превращаться в индустриальную. Пейзажи остались, а настоящей деревни нет. Культура народная начала искажаться. Потому и песни эти исчезают. Нам кажется, что мы благодаря цивилизации культурнее древних, но отчего же искусство стало так уродливо? Настоящую народную песню может родить только жизнь, судьба. Жил человек, трудился, ждал, верил, страдал – и об этом сложили песню. Ее запомнил и полюбил ямщик. Пушкин услышал ее от ямщика и проникся ею. Написал стихи. Мы в XXI веке читаем эти стихи и думаем: эх, какие раньше песни были! Какие стихи писались…
Я не склонна к упадническим настроениям, я верю, что поэзия, как птица, всегда ищет и находит пропитание, если не в полях, так в лесопарковых кормушках, а не дадут кормушек, полетит в город, будет кормиться, где придется, прятаться от машин и людей, но все равно по весне начнет петь свои песни. Пусть не соловьем заливаться, так хоть воробьем чирикать. Город тоже во все времена вдохновлял поэтов, к тому же есть у них и другие источники для вдохновения, но не об этом речь. Просто вспомнилось в этом рейсовом автобусе, под шум попсового радио, стихотворение Пушкина и показалось оно каким-то особенно грустным и дорогим. Вдруг стало ясно, что никто никогда больше не напишет такого, не сфальшивив. Потому что лучинушка догорела.
Напоследок приведу текст песни, слышанной Пушкиным. Есть два ее варианта: сокращенный и полный. Но полный – женский, про милого дружка, поэтому скорее всего ямщик напевал сокращенный, вот этот:
Лучина моя, лучинушка
березовая!
Что же ты, моя лучинушка,
не ясно горишь?
Что же ты, моя лучинушка,
не ясно горишь?
Не ясно горишь,
не вспыхиваешь?
Али ты, лучинушка,
в печи не была?
Али ты, моя лучинушка,
не высушена?
Али ты, моя березовая,
не высушена?
Али ты, моя лучинушка,
слезьми полита?
