Игорь Яркевич
Запретить в России мат – это запретить саму Россию. Фото Владимира Захарина
Мат запрещают. Мата больше не будет. Сначала мат скроют под полиэтиленом, а потом он исчезнет совсем. Мат вытеснят с публичного пространства. От мата не останется ничего, кроме полиэтилена, а потом не останется даже и его. О мате будут напоминать только расплывчатые пятна в подсознании, как о гиперборейцах и атлантах.
Сначала запрещение мата казалось смешным. Потом уже стало не так смешно. Потом уже просто страшно. Представить Россию без мата невозможно – Россия уходила из-под ног.
Это грандиозная задача – запретить в России мат. Сравнимая только с героическим прошлым – с коллективизацией или взятием Берлина. Потому что запретить в России мат – это запретить саму Россию. Или переделать русскую жизнь всю, сверху донизу, наискосок и по диагонали. Такое смогли только коммунисты в 1917 году. Но справиться с матом не смогли даже коммунисты.
Мат жалко. Он не заслужил запрещения. Заслуги мата перед Россией бесконечны. Мат Россию спас. Мат был лучшим лекарством на войне и глотком свободы в лагерях. Без мата не было бы секса, потому что про секс можно было узнать только из мата.
Постоянно возникает желание назвать кого-то «нашим всем». То Пушкина, то Крым. То еще кого-нибудь, но все как-то невпопад.
Настоящее «наше все» всегда в тени. Всегда в углу. Всегда за скобками. Про него все знают, что это – «наше все». Поэтому его не выводили на свет. Но и не запрещали. Но теперь его запретили даже в тени, в углу и за скобками.
Это – мат.
Мат – самая главная русская проблема. Все остальные русские проблемы тоже самые главные и неразрешимые. Но мат – самая главная все равно. И самая неразрешимая тоже. Мат не может быть на свету, но и не может все время оставаться в тени. Мат мечется между тенью и светом, как бабочка в стихотворении Тарковского.
Мат нечем заменить. Если мат запретить, то на его месте будут тайные ямы-ловушки. Куда будет проваливаться нормативный язык. Мат – это душа России. Ее чистая и непорочная душа с определенным количеством изъянов. И не просто душа, а душа внутри души. Душа русского слова, которое тоже душа. То есть мат – это душа в квадрате.
Мат – это совесть России. То есть, конечно, не совсем совесть, потому что совесть не определяется никак. И мат ее тоже не определяет. Но напомнить о совести может только мат. Запретить в России мат – значит запретить в России душу и совесть, самые туманные характеристики личности. Только мат может рассеять этот туман. Без мата уже никогда не узнаешь, что такое душа и совесть. Мат – самое главное блюдо русской кухни. У него нет ингредиентов и рецепта. Оно готовится интуитивно. У него нет запаха и вкуса. Его лучше есть с закрытыми глазами. Оно диетическое и сверхкалорийное одновременно. Вкуснее его в русской кухне ничего нет.
Мат – самый загадочный персонаж России. Возможно, и не только России. Возможно, и мира тоже. Он загадочнее Лилит и лангольера. Он окутан тайнами. Его прошлое неизвестно. Его будущее непонятно. Родители пугают им детей. А дети пугают им друг друга. А потом родители и дети вместе застывают от ужаса при первых шагах мата.
Мат – вечный двигатель русского языка. Русский язык вращается вокруг мата. Русский язык произошел от мата и уже не уйдет от него никуда. Без мата русский язык завянет, засохнет и станет воспоминанием о русском языке и, как санскрит или латинский, мертвым языком.
Еще мат – кормящая мать русской литературы. Выкормила всех – даже недоносков. Не выкормила только самых уже генетически безнадежных. Но мат все равно запрещают. Заслуги мата в расчет не берутся. Это запрещение мата в основном все из-за Советского Союза. Тоталитарные режимы никогда не любили мат. Мат им представлялся конкурентом – таким же тоталитарным языком, а двух тоталитарных языков при одном режиме быть не может. Мат запрещают, так и не выяснив, что же такое мат. Я сам не знаю, что это такое. Никто тоже не знает. То ли это телесный дискурс, то ли экспрессивная лексика, то ли ненормативная лексика, то ли обсценная лексика, то ли фантом подсознания.
Мат мне испортил всю жизнь. Меня почему-то с ним связали. Мат мне навязали как знамя и как слоган. Интеллигенция прятала и прячет мои книги на заднюю полку книжного шкафа. Чтобы никто не знал, что они читают мои книги. Теперь, наверное, мои книги будут прятать в подпол или на антресоль.
Мат не стоял на месте. Мат менялся. Я тоже внес в мат слова, которых в мате раньше не было. Эти слова – онанизм и минет. Красивые слова. Но благодаря мне их стали считать матом. Их стали писать через точки после букв «м» и «о», а потом перестали писать вообще. Меня с матом многое связывает, кроме прозы. С матом меня связывает телевидение. На телевидение и радио я попал из-за мата. Там работали люди, которые хорошо ко мне относились и хотели меня туда протащить. Поэтому они в основном приглашали на передачи, делая темой передачи мат. Передачи эти были специфические по времени выхода в эфир. Они выходили или до девяти утра, или после часа ночи. Их никто не видел, кроме городских сумасшедших, которые радостно потом меня узнавали. Они, встречая меня на улице или в метро, хотели со мной пообщаться, но мне всегда удавалось от них убежать.
Запрещение мата ставит меня в сложную ситуацию. Я перехожу в страту запрещенных писателей. Но я не хочу быть запрещенным писателем. Я не очень понимаю, что мне делать в качестве запрещенного писателя. Или публично отказаться от мата, или не предавать мат и вместе с матом уйти партизанить в смоленские леса. Мы сольемся с природой. Ночью мы будем выть на луну и ухать вместе с филином, а днем – пугать грибников. Нас полюбит сохранившаяся там фауна и будет играть с нами в прятки и приносить еду. Иногда к нам будут приезжать в гости разрешенные писатели. Мат уносит с собой свои тайны. Так и нет ответа на главный вопрос: мат – это русское проклятье или русское счастье?
Какой будет Россия без мата? Если мат – это русское проклятье, с запрещением мата это проклятье будет снято. Возможно, без мата это будет великая страна. Добрая до крайней степени понятия «доброта». Будут только молитвы и телесериалы. Россия не пьет, не курит и не дерется. Без мата драка, алкоголь и сигареты невозможны. Россия занимается спортом и не ест мяса. Похорошела. Убрала лишний вес. Разобралась с ЖКХ – платит только по самим низким тарифам. Построила дороги. Помирила юго-восток Украины с центральной частью. Помирила Грузию с Абхазией. Разобралась с Украиной по трубе. Выиграла чемпионат мира по футболу. Свела на нет педофилию и коррупцию. С матом уйдет русская пассивность. Все плохое вместе с матом исчезло, испарилось, улетело навсегда.
Но мне почему-то кажется, что без мата будет только хуже. Без мата русский социум будет себя чувствовать не в своей тарелке. Он будет растерянно озираться по сторонам и искать мат.
Есть и еще тайны мата. Происхождение мата так же загадочно, как и он сам. Откуда он взялся? Мат мог быть позаимствован, как кино, театр и картошка. Потом он уже обрусел и стал более русским, чем сами русские. Наиболее распространен миф о татаро-монгольской прививке мата России, но у татаро-монголов мата не было у самих. Это мог быть последний дар языческих богов, прежде чем их утопили в Днепре. Еще мат могли придумать запорожские казаки в письме к турецкому султану, а потом привезти в Россию. Или это все же был русский гений. Так кто же тот русский Колумб, который открыл материк мата? Илья Муромец, Соловей-разбойник, Барков, Даль, Афанасьев? Кто тот Кулибин, который сложил из междометий и частиц паровоз мата и пустил его по русским рельсам?
Слово может материализоваться. Мат – это тоже слово, и тоже это может. С запрещенными словами это часто происходит. Запрещенные слова мстят. Поэтому как мат материализуется – лучше не думать. Ничего хорошего ждать не приходится. Мат всплывет, как оглушенная рыба, которая вдруг придет в себя, ударит по воде хвостом и утащит за собой на глубину, или как забытая неразорвавшаяся мина, которая наконец разорвется. Мат проснется, как потухший вулкан, и зальет лавой весь словарь русского языка. Мат превратится в птицу. Это будет воробей с головой Сергея Михалкова. Он будет чирикать гимны Советского Союза. Мат материализуется Львом Толстым без бороды, с шевелюрой Пушкина и репертуаром Стаса Михайлова. Такой реинкарнированный мат напугает и заставит просить прощения за его запрещение. Бюрократия пожалеет, что она так легко мат запретила. Социум пожалеет, что он так легко дал мат запретить. Но мат не простит. Он будет ставить капканы на каждом шагу официальной речи. Он не даст забыть ей о себе. Он будет воскресать то птеродактилем, то серийным маньяком, то молнией-убийцей, то кораблем-призраком. Он станет ночным кошмаром для разрешенных писателей и учителей русского языка. Запрещенный мат будет еще хуже того, который был в полузапрещенном виде. Не надо было дразнить мат. Не стоило его запрещать. Впрочем, все будет хорошо. Мат исчезнет и никогда не напомнит о себе. От мата ничего не останется. Останется только выяснить, что же такое мат.
