Как избавиться от боязни выпасть из литобоймы, литтусовки? И надо ли избавляться? Фото Анатолия Степаненко
Все мы от чего-то зависим. Журналисты – от событий как таковых. Пишут все-таки не о чем хотят, а том, что произошло или, возможно, произойдет. Но им, признаться, еще хорошо. Мы тоже, конечно, зависим от событий и происшествий. Поэт А набил морду лица головы поэта Б за то, что тот не только путает дактиль с анапестом, но еще предпочитает журналу поэзии «Арион» журнал поэзии «Воздух» (или наоборот). Это, конечно, событие, это, разумеется, наш любимый вялотекущий литпроцесс, но… ах, если бы все было так хорошо. Пишем-то в основном о книгах. От них и зависим.
Вообще литературное сообщество напоминает грибницу, где все – или почти все – связаны друг с другом нитями – тайными или явными. Писатели зависят от издателей. Издатели и писатели – от критиков. И т.д. и т.п. К тому же зачастую критик и поэт или прозаик и издатель – мирно сосуществуют в одном лице, так что степень зависимости растет. «Перекрестное опыление»: поэт А печатается в журнале, где редактором служит Б, который на досуге, в свободное от редактирования время, пописывает прозу. Которую грех не выпустить в издательстве, в котором по удивительному совпадению зарабатывает себе на жизнь В – нынешняя спутница поэта А. В, в свою очередь, пишет поэтические и критические произведения, которые тоже жаждут увидеть свет… И т.д. и т.п. В принципе ничего зазорного в том нет. Вопрос в другом: сотрудничают ли поэты-прозаики-критики-издатели по принципу «ты мне – я тебе» независимо от качества своих и чужих текстов? Или их творческая дружба (симбиоз, иначе говоря) основана на том, что каждый из участников искренне признает талант другого и пытается помочь? Второй случай – увы-увы – встречается гораздо реже. Хотя понятие «поэты пушкинского круга» встречается во все времена – в 1980-е, например, смело заявил о себе Орден куртуазных маньеристов, в нулевые появились сплоченные и молодые мужики-товарищи «новые реалисты»…
Кому-то из пишущих важнее книги и читатели,
кому-то – общение с себе подобными. Фото ИТАР-ТАСС |
Кричать «Старик, ты гений!» легко, приятно и ни к чему не обязывает, а вот сказать наедине или публично, устно или письменно нечто противоположное решится не каждый. Речь не о пьяных оскорблениях, а о конструктивном анализе текстов с указанием не только достоинств, но и недостатков. Но как избавиться от зависимости – от неудобства обидеть друга, от боязни оказаться в самом хвосте длиннющей литературной очереди на журнальную или издательскую публикацию, а то и вовсе из нее вылететь, выпасть из обоймы, тусовки? Да и надо ли избавляться?
Многие пишущие нуждаются сегодня не столько в далеком и абстрактном читателе, сколько в живом общении с себе подобными – отсюда столько вечеров, фестивалей, перформансов и прочих затей, устраиваемых литераторами для самих себя, любимых, не жалея времени и сил. Например, одна (да и не только она одна) выпускница Высших литературных курсов, что при Литинституте, несколько раз в год устраивает в Москве собственные творческие вечера. Для этого, взяв отпуск за свой счет, поэтесса приезжает в Москву из неблизкого городка, договаривается с районными библиотеками или маленькими выставочными залами, придумывает афиши, вывешивая их в том числе в соцсетях, рассылает приглашения, на которые откликается десяток – редко полтора – таких же товарищей по несчастью, то есть по приверженности литературе… Каждый раз в новом платье поэтесса, пританцовывая, распевно читает о сильных женщинах и не достойных их мужчинах, о полнолунии и есенинских березках. И вот скажите, у кого из пришедших повернется язык бросить в нее (потратившуюся на железнодорожные билеты, новое платье и букет цветов, который в финале преподнесут ей расчувствовавшиеся библиотекарши) критический камушек: дескать, стихи банальны, вторичны, с глагольными рифмами? И не только потому, что творчество самих зрителей еще хуже, а потому, что великая русская классическая литература всегда учила любви, доброте и состраданию. А любовь – это зависимость. Поэтому благодарные зрители бурно аплодируют и желают поэтессе новых творческих успехов. Которые она непременно продемонстрирует в следующий приезд.
Или вот как еще бывает. Любовь. Бес в ребро. Громы и молнии. Седеющий литературный классик влюбляется в юную поэточку, девочку-нимфетку с тонким голоском и полудетской грацией. Классик принимается неистово патронировать и протежировать не раскрывшийся еще бутон молодого таланта. Ходит по редакциям, требует от журналистов и обозревателей бурного восхищения бутоном, интервью с бутоном, рецензий на стихи бутона. Пробивает поэточке первые места на средней руки стихотворных конкурсах и фестивалях. Устраивает ее в Литературный институт. Рассказывает о ней желтым изданиям. В конце концов, несмотря на только-только проклевывающиеся и еще туманные способности, поэточка становится активным участником литпроцесса, автором бесконечного количества тоненьких книжек и уже сама начинает устраивать фестивали. Впрочем, страсть классика скорее всего так и остается неудовлетворенной. И нещадно сублимируется в восторг перед стихами.
Впрочем, зависеть от любви не так уж и плохо. Мы только «за».