Роза Цветкова
Если у тебя есть мечта, беги к ней со всех ног. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru
Как ни странно, я никогда не мечтала стать балериной. Ну, или там стюардессой или хотя бы актрисой – все эти профессии были очень популярны среди девчонок моего детства, многие из них хранили кипы открыток с портретами кинозвезд, с тоской следили, как исчезает в ярко-синем небе след от невидимого самолета, а уж Майя Плисецкая с ее роскошной копной волос и грацией пантеры была и моим кумиром тоже. Но уж всякие балетные па – нет, это было не для меня.
В нашем дворе были популярны игры в казаков-разбойников, мы прыгали из засады с высоты второго этажа строящегося дома прямо вниз, на землю (и как это мне удавалось?) на своих противников с дикими воплями, если разыгрывали сражение индейцев с бледнолицыми. И, разумеется, в игре в войнушку благодаря сложной считалке я всегда оказывалась в противоположной команде, зато индейским племенем почти всегда верховодила. Нет, я не жухлила при счете – попробуй провести больше дюжины мальчишек, если они повторяют за тобой каждое слово: эники, беники, судакамо, афель, бафель домино… Просто еще тогда, много лет назад, я почему-то знала: если чего-то очень хочется, это обязательно сбудется.
Сейчас уже точно не припомнить, когда это мое пацанство закончилось и я стала мечтать о путешествиях в дальние страны. В то время «Клуб кинопутешественников» был одной из самых популярных и, как сейчас выясняется, старейших передач советского ТВ, по этой причине она даже попала в книгу рекордов Гиннеса. И напрасно мои недавние дворовые соратники свистели под балконом, вызывая меня на войну, их обществу я теперь предпочитала завораживающие своей красотой и недоступностью телемиры Владимира Шнейдерова (он был первым ведущим этой замечательной передачи), Тура Хейердала, Жак-Ива Кусто.
Но кто хочет – тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет!
Эта песня из кинофильма «Дети капитана Гранта» была, кстати, очень популярна у советских пионеров. Оказалось, что под нее, довольно задорную, очень хорошо маршировать строем на разного рода школьных мероприятиях. Особенно если это была «Зарница», для участия в которой наш военрук, отставной полковник, велел всем без исключения сшить форму цвета хаки. Военное дело в школе было предметом особенным: мы учились кидать гранаты, разбирать и смазывать автомат Калашникова, делать перевязки из подручных средств в случае тяжелых ранений в полевых условиях. Отдельная песня – про словарный запас вдохновителя наших боевых тренингов, ну, я думаю, своя история про военрука есть у каждого школьника той поры.
Вся эта школьная катавасия не мешала мне быть по-прежнему уверенной в том, что мечте о дальних странах и путешествиях может помочь лишь одна профессия – журналиста.
Но как им стать, когда на экране телевизора ты видишь раскованного международника, вальяжно рассевшегося в кресле и умно рассуждающего об охлаждении отношений с Америкой, а сама боишься подойти к какому-то незнакомому человеку.
Я решила воспитывать в себе свойства, необходимые для этой профессии, и в первую очередь заставлять абсолютно чужих людей тебе улыбаться и отвечать на твои вопросы.
…Наивность, едва не погубившая мое стремление к журналистике в самом зародыше.
Вы только представьте, девчонка возраста Лолиты вдруг начинает строить глазки в переполненном автобусе какому-то дядьке с большущими авоськами в руках – именно в общественных местах я проводила свои коммуникативные опыты. Что он должен при этом думать? Однажды один из таких моих транспортных собеседников предложил продолжить беседу в детском парке, рядом с автобусной остановкой. Мы все дальше углублялись в парковые дебри, мужчина – ура, я его разговорила! – мне улыбался...
Спасла меня та самая женщина, которая в автобусе совсем не реагировала на мои попытки с ней пообщаться. Я с ней про погоду, про еще что-то, а она на меня – зырк так ненавистно и молчит по-прежнему. Но именно она, показавшаяся мне сначала вредной и недоброй, заподозрила что-то неладное и, выйдя из автобуса, пошла за странной парой – я и дядька – следом.
Потом она так ни разу мне и не улыбнулась, а все ругалась и ругалась, это же какой надо быть идиоткой, чтобы добровольно идти в кусты с маньяком?! А я, размазывая слезы по щекам, пыталась что-то объяснить про свои журналистские эксперименты.
Много воды с тех пор утекло. Я добилась своей мечты – стала журналистом, а бонусом за долгие годы в профессии действительно стала возможность ездить едва ли не в любую страну, в какую захочется. Когда я рассказываю друзьям, какой застенчивой была в детстве и юности, все почему-то начинают скептически хмыкать. Хотя первые свои материалы – тогда еще для того, чтобы поступить на журфак, абитуриент должен был иметь свои авторские публикации, чем больше, тем больший респект, – я готовила вместе с мамой. То есть она представлялась журналистом, а я была на вторых ролях, техперсонал как бы. Но моя мама, инженер по образованию, до того увлекалась своей ролью репортера, что начинала задавать вопросы, совершенно к делу не относящиеся.
Вот приехали мы как-то в пионерский лагерь делать репортаж о начале первой смены. Отношение к журналистам тогда было не то, что сейчас, – это были самые желанные и почетные гости в любом месте. Начальница лагеря радушно нас встречает, мама моя, небрежно в мою сторону кивая – это со мной! – начинает разговаривать с Марьиванной о чем угодно, только не о теме моего задания. Я начинаю злобно шипеть, понимая, что материал срывается, они обе в мою сторону оглядываются…
– А не покормить ли вашу малышку, уж больно она тощая, – раздумчиво говорит начальница лагеря.
Представляете, какой удар по моему журналистскому самолюбию?!
Долгие годы спустя, уже когда я себя считала матерым репортером, в одной из самых авторитетных газет 90-х получила задание: взять интервью у руководителя очень влиятельного ведомства, по значимости сопоставимого с силовыми министерствами. Это была женщина, которую в журналистских кругах звали не иначе как железной леди русского розлива. В редакции предупредили, что дама действительно с характером, а интервью позарез нужно. Приезжаем с фотокорром в офис на Садовой, в огромном кабинете стоит огромный стол, за которым сидит, словно школьница – спина прямая, руки сложены перед собой, женщина. В костюме – почти аналоге того самого, в котором ходила героиня Алисы Фрейндлих в фильме «Служебный роман», директор статистического учреждения, до своих чудесных превращений в истинную женщину.
Начинаем интервью. И на мои животрепещущие вопросы с ее стороны следуют только односложные «да», «нет», «я так не думаю». Вижу, мыкается и фотокорр – ему нужны эмоции на ее лице, а их у нее нет, ну точно Людмила Прокофьевна в самом начале взаимоотношений с Анатолием Ефремовичем.
Интервью заваливается, проносится ужасная мысль в голове, ни одного развернутого ответа, а время уже заканчивается. (Железная леди отвела на нас 20 минут, о чем заранее предупредила.) В полуобморочном состоянии случайно бросаю взгляд на дальний край стола. И вижу, что стоит там огромная пепельница, доверху наполненная окурками.
Пропадать, так под фанфары, решаю я. Дрожащими руками лезу в сумку за сигаретами и нахально прошу разрешения закурить.
– Вы курите? – неожиданно встрепенулась моя собеседница.
Что тут началось…
Дав прикурить от своей сверкающей зажигалки, она пересела из своего кресла за маленький журнальный столик рядом со мной. Сама со вкусом затянулась и после выдоха почти кокетливо спросила: «Так о чем вы меня спрашивали?» Оказалось, что это было ее первое общение с журналистами в новой должности. И она, одним своим видом заставлявшая трепетать министров, до дрожи в коленках боялась попасть впросак во время интервью. Сигарета в руках – а как выяснилось, она была такой заядлой курильщицей, что вполне могла выкурить две пачки в день, – придавала ей столь необходимую статусную уверенность. И за маской железной леди скрывалась самая настоящая прекрасная леди.
За увлекательной беседой, на протяжении которой фотокорр каких только планов не наснимал, мы не заметили, как пролетело целых полтора часа. А за интервью я, кстати, получила большую по тем временам премию как за лучший материал номера.
К чему это я? Подчас вредные привычки, приобретенные за время журналистских проб, ошибок, исканий вдруг возьмут да и сослужат тебе хорошую службу.
Вне зависимости от твоей антропофобии или готовности к журналистскому нахальству.
