Любая из этих кукол волшебным образом оживает в руках мастера.
Недавно обнаружила – не так чтобы случайно, но вдруг, – что за годы свободного выезда за границу (начало этого процесса лично для меня совпало с развалом Союза) чаще всех остальных стран бываю в Узбекистане. Последний раз – буквально только что оттуда возвратясь. И еще не выветрились из сиюминутной памяти запахи пустыни по пути из Хивы в Бухару, еще ощущается на губах вкус самаркандских лепешек, не черствеющих так долго, как вам этого надо, еще слышится немолчный шум горных речушек, именуемых саями.
Впрочем, бывала я в своем родном Ташкенте и раньше, еще в советское время, когда это считалось просто перелетом внутри страны, и, пролетая над ее действительно огромными территориями (сегодня разделенными между тремя странами – Россией, Казахстаном и Узбекистаном), реками (Волга, Ока, Амударья), морями (Аральское) и пустынями (Кызылкум), я, наверное, по праву гордилась своей принадлежностью к большой державе. По крайней мере даже в голову тогда не приходило, что буду приезжать в город своего счастливого детства и юности как в столицу иностранного государства, пока еще без визы, но уже по загранпаспорту и с необходимым заполнением таможенных деклараций.
20 с лишним лет для каждой из 15 стран, на которые практически в одночасье развалился Советский Союз, – это, хотя и много (честно признаться, сама сейчас с трудом вспомнила, сколько именно славных социалистических республик было в тогдашнем СССР), но все же ничтожно мало.
Может быть, этой временной краткосрочностью и объясняется непреходящая российская тоска по той жизни, когда самый большой регион огромной страны был и самой главной ее частью, центром? Москва той поры казалась чем-то недосягаемым, все лучшее: товары, продукты, люди и их знания – все свозилось туда и уже оттуда царственной генсековской дланью распределялось при необходимости по остальным вассальным территориям.
Но что теперь вспоминать-то, спустя годы наших исканий, аплодисментов и голосований по коммунистам, независимости России, так до конца и не реализованного стремления к рыночным отношениям, к лучшей и, главное, свободной жизни…
И хотя язык все равно отказывается говорить об Узбекистане как о загранице (неужели и во мне еще тлеют остатки некоего имперского самолюбия?!), именно в этой, все еще не так уж богатой, но по-прежнему очень дружелюбной, гостеприимной и солнечной стране я как нигде больше чувствовала себя иностранкой, несмотря на всплывающее из какой-то глубинной памяти знание узбекского языка (ведь никогда раньше, живя там, я на нем не разговаривала, да и по возвращении в Москву словно выключается внутренний сурдопереводчик, и я вряд ли произнесу хоть одну фразу на языке моей родины) и несмотря на присутствие такой же сильной ностальгии по прошлому у тех узбеков, для кого русский по-прежнему остается родным языком.
Вообще к иностранцам в Узбекистане отношение настолько почтительное, насколько это возможно по отношению к гостям. Узбеки в принципе – очень открыты любому человеку, в их дом входящему. И несмотря на свою бедность, они все равно выставят на стол все самое вкусное, что есть в доме, и посадят вас на самое лучшее место, даже если знают вас от силы полчаса.
В этом плане они словно дети: радуются вашей улыбке и, улыбаясь в ответ, доверчиво расскажут о своем опыте, разумеется, трудового пребывания в России. На этот раз мы с друзьями осуществили свою давнюю мечту и ударили автопробегом по участку древнего как мир Шелкового пути: Хива–Бухара–Самарканд–Ташкент. Кстати, нигде еще не встречалось на дорогах так много постов ГАИ, как на дорогах Узбекистана. И в любом месте гаишник имеет право досконально осмотреть машину, включая и обыск самих пассажиров. Правда, с нами ни разу не случилось даже намека на подобное, а ведь мы проехали по узбекским дорогам самого разного уровня и качества больше тысячи километров.
Полицейских, особенно в исторических местах, много.
Но непонятно, кого они больше охраняют: сами памятники или же туристов, чтобы на них ненароком не свалился накрененный минарет. Фото автора |
– Если полиция видит, что в машине иностранцы, – объяснял хивинский таксист, везущий нас из столицы некогда Хорезмского ханства в столицу Бухарского, – то, наоборот, быстрее пропускает такую машину. У нас рады гостям, откуда бы они ни приехали.
Так вот, о ностальгии. Каждый из наших дорожных попутчиков с благоговейным придыханием рассказывал, как жил и работал в Пензе, Самаре, Оренбурге, еще где-то и, разумеется, в Москве. Российская столица для узбеков до сих пор является неким олицетворением сильного старшего брата, и когда кто-то из них узнавал, что мы именно оттуда, начинались восторги, граничащие с неподдельным уважением. И обязательная добавка в конце: «Ваш Путин – молодец, настоящий мужик!»
Но и нам было чему удивляться и чем восхищаться в этой гостеприимной стране. Поздно вечером возвращаемся в свой мини-отель в центре Бухары. Во всех городах, где нам довелось побывать, непременно были достаточно комфортные, хотя и в национальном стиле, гостинички с прекрасным сервисом, едой, Wi-Fi, внутренним тенистым двориком, увитым виноградом, розами etc, и, что особенно важно, с ценами, выглядящими ниже демпинговых, несмотря на самый разгар туристического сезона. Пожилая хозяйка Зухра, именем которой и названа гостиница, нисколько не ропща, открывает нам калитку в воротах и также добросердечно предлагает чаю. Мне же хочется влезть в Интернет и узнать последние новости про Донецк, Славянск и иже с ними. И потому я, забывшая пароль Wi-Fi, сожалею, что хозяйский сын, первоначально мне его сообщивший, уже, наверное, спит.
– Нет проблем, – облегченно вздыхает Зухра, и тут же без запинки диктует мне достаточно сложный набор парольных букв. А уж когда, спустившись к завтраку, я вдруг слышу, как она, сидя за ноутбуком в просторном узбекском платье и симпатичных шароварах, в платке, почти скрывшем всю ее седину, что-то кому-то по телефону объясняет на прекрасном английском, моему восхищению нет конца и края.
– Что делать, – непритворно вздыхает наша прекрасная хозяйка более чем солидного возраста. – Бизнес. Пришлось всему учиться.
На улицах ребятишки самого воробьиного возраста, безошибочно определят, кто перед ними. Большеглазая девчушка лет трех-четырех, с огромными бантами, сначала со вкусом произнесла «Хэллоу», а потом на чистейшем русском потребовала: «Денег давай».
Узбекская еда и базары требуют много места и времени. То, что у нас в России готовят под видом узбекских блюд, не идет ни в какое сравнение с тем, что готовится там, в самом скромном и неприметном на первый взгляд месте. Достаточно сказать, что во всех 12 областях Узбекистана – свой способ приготовления плова, шашлыка, лагмана и прочих вкусностей.
А чтобы несведущий турист не растерялся, везде, даже в маленьком горном поселочке, есть свой базар. (Не путать со словом «рынок», благодаря употреблению которого в нас безошибочно определяли москвичей). Здесь, на базаре, доступно все – начиная от неформального обмена валюты (за 100 американских долларов здесь дают узбекских сумов почти на треть больше, чем по официальному курсу) и заканчивая душистым чаем в маленькой чайхане в самом центре базарной сутолоки. Ножи, которые никогда не тупятся, сколько бы вы ими ни пользовались (вам для кухни или для украшения – обязательно спросит услужливый продавец), неописуемой красоты пиалы и блюда (ляганы), огромные развалы помидоров, фруктов, в буквальном смысле мешки с зеленью, клубникой, лимонами, сухофруктами, ряды всевозможных лепешек самых разных размеров – все, что вам хотелось бы купить, но вы не знали где, вы здесь приобретете. И в состоянии счастливого отупления от купленного, увиденного, съеденного – о, какой шашлычный аромат окутывает пространство на любом базаре! – вы еще долго в переменчивости российских будней будете вспоминать стабильность узбекского солнца, которое в буквальном смысле освещает все и вся вокруг во время вашего путешествия в любое время года.