Вернись, Жерар!

Главное теперь в публичном мероприятии – придумать плакат посмешней, одеться поприкольней, нарумяниться поярче. Фото ИТАР-ТАСС

Москва. Спальный район. Четыре утра. Одна из первых весенних ночей. Кажется, пару часов назад нас было больше. Сейчас в строю остались лишь трое: архитектор, экономист и пиарщик. Мы забрались на лавку и грызем семечки. Пред нашими мутными очами маячит кривое граффити: «Аляска наша!» Чуть ниже – «Жерар, вернись, мы все простим». Наверное, речь о Депардье. Наверное, по нему кто-то скучает. С ним определенно было веселее.

Уже минут десять мы молчим. Панельные лабиринты располагают к романтике. Особенно ночью. Есть в этой идиотской застройке что-то притягательное. Что-то от горных ущелий. Если глотнуть пива и прищуриться, над крышами можно заметить орлов.

Тот, что архитектор, светит леопардовыми лосинами и ритмично икает. Пару месяцев назад он дембельнулся. Как его друзья, мы теперь обречены на похмелье и байки про то, как они с Сан Санычем тырили с аэродрома бетонные блоки, дизель и прочий шмот. Вырученные ими суммы раз от разу меняются и приятно будоражат воображение.

Время от времени пробую завести разговор о политике (Жека служил на границе с Украиной), но в ответ слышится что-то не слишком цензурное.

Экономист же от этой темы все время увиливает. Это грузный парнишка в неприметной, но дорогой кожанке. Его прадед был директором подмосковного КБ. Дед стремился стать невидимым. Зато отец ездит в тонированном «Кайене». Какие у Валька взгляды, можно только догадываться. Хотя говорят, что пару лет назад он собирал массовки для Селигера и неплохо на этом зарабатывал.

Я заметил, что многие сейчас стараются держать свои политические убеждения при себе. Причем касается это в основном москвичей. Ребята из других городов по-прежнему и даже с еще большей охотой ввязываются в дискуссии о партиях, выборах и чиновниках. Информация до них доходит в основном через Интернет. Обрывочно. Но не верят они, кажется, уже никому.

Последнее время я ловлю себя на мысли, что опасаюсь банально «нарваться». Особенно после украинских событий. Как-то все стараются быть поосторожнее в своих высказываниях. Вот вроде нормальный человек, а тронешь чью-то политическую мозоль – не остановишь потом.

Поймал себя на мысли, что почти жалею молодых фанатов Путина (а их среди моих знакомых немало). Их, бедняг, настолько все затравили, что многие чуть ли не из комнаты выходят, когда речь заходит о контрах власти и оппозиции. Не раз во время тусовок мне, лукаво улыбаясь, украдкой показывали кого-то из ребят, : «А вот Вася у нас любит Путина…» И смешно, и грустно.

При том, что молодые единороссы зачастую куда более четко и спокойно аргументируют, почему Владимир Владимирович более достоин своего поста, чем приверженцы оппозиции. Как правило, потому, что они точно понимают выгоды, которые могут получить от партии, наиболее приближенной к власти. Кто-то повязан с ЕР через бизнес, кто-то грезит быть чиновником, кого-то свозили на халяву из Нижнего в Москву на митинг, а кто-то и просто так любит президента. От души, от сердца.

А вот сторонники несистемной оппозиции не столь последовательны. Особенно это касается тех, кто подключился к протестному движению в 2012–2013 годах. Тогда многие (особенно девчонки) буквально влюблялись в Навального. Для них он стал эдаким волшебным феем. Бунтарем, рок-звездой.

Хотя многие толком сами не понимают, чего, собственно, от него ждут. Знакомый парень-ветеринар уже полгода упорно твердит каждому встречному, что Навальный «все изменит». И не дай бог пытаться уточнять, что именно. Какие там реальные проблемы вроде борьбы с наркомафией на муниципальном уровне… «Навальный все изменит», и точка.

Отчасти его можно понять. Помню один из митингов на проспекте Сахарова. Дикий холод. У журналистов подмерзает техника. За кулисами мечется по палатке Алексей Анатольевич. Он взвинчен, как боксер перед поединком. Или как тигр в клетке. Нет, наверное, как Петр Первый, решившийся строить Петербург. В тот момент я им действительно восхитился.

Но что же дальше? Хорошо тем, кто присутствовал на его выступлениях. Но YouTube этот драйв не передаст, и те, кому не довелось лицезреть чудо вживую, остаются в легком недоумении. Вроде бы: Навальный то, Навальный се… А на выходе что? Только невнятная предвыборная программа. А тут еще и ситуация с «Кировлесом», где сам черт ногу сломит, если отбросить сопли.

Лично для меня «белоленточники» закончились, как только Кашин (не знаю, под каким кайфом он был) затянул со сцены Летова. И раньше-то не верилось, что это движение может стать политическим рычагом, но после сего экспромта на душе стало совсем тоскливо.

Но вот случилась Украина. И опять пришлось вернуться к вопросу, выходить ли на улицу, случись и у нас серьезная заварушка.

Давайте смоделируем ситуацию. Вы узнаете по радио, из Twitter или как вам привычнее, что на улице вашего города происходит серьезное столкновение между оппозицией и властью. Это столкновение может привести к смене руководства страны. Примете ли вы участие в происходящем? Замечу, что вы – это именно вы, со всеми своими работами, сессиями, родственниками и питомцами, которые загадят всю квартиру, окажись вы в КПЗ или в травме.

Спросите себя и знакомых, сколько из них готово участвовать в реальном уличном столкновении. Думаю, куда меньше половины (и это нормально). И сам я – тоже не выйду. И главная проблема здесь – не против кого выходить («с этим все более или менее понятно», как заметил один из моих приятелей), а за кого.

Помните телешоу конца 90-х? Кажется, и поныне его ведет Александр Гуревич. Игрокам нужно угадать наиболее популярный ответ на какой-либо нехитрый вопрос.

Поиграйте с друзьями. Среди моих знакомых сверстников самой популярной фразой стала «мне не за кем идти. Нет лидера». Вторая – что-то типа «это ничего не изменит. Станет только хуже». Третья – «я не встану рядом с этими утырками».

Формулировки будут варьироваться. Но главное, что рядовой молодежи несимпатичны те, кто реально готов к русскому майдану. Никто не будет рисковать работой или бюджетным местом в институте ради того, что непонятно чем может закончиться.

Лет шесть назад я стал студентом. Институт был творческий, даже богемный. Атмосфера общаги располагала к латентному анархизму, декадентству и потреблению запрещенных веществ. Там я впервые проникся романтикой политического андеграунда.

Я грезил баррикадами и шлялся по всем митингам и шествиям, на какие только успевал. Был то Марш несогласных или шабаш пенсов-коммунистов, значения не имело. Вчерашнему школьнику хотелось «действовать», общаться с «настоящими» людьми и ни в чем от них не отставать. Меня сносило то к берегу Яузы на шашлыки к демушкинцам, то на церемонию вступления в пионеры (да, они все еще существуют), то в какие-то подвалы к лимоновцам…

Все это привело к тому, что политику я стал воспринимать исключительно как шоу. И очень удивился, что не одинок. Для многих протестное движение ассоциируется прежде всего с активистским искусством, а не с политикой. Это могут быть выходки артгруппы «Война» или «Пуси-муси». Можно еще припомнить Петра Павленского, реализующего на публике свои садомазонаклонности.

Но подобные вещи органично смотрятся в Европе, с ее развитой карнавальной культурой. В России же это смотрится диковато. Даже с учетом того, что некоторые перформансы наши художники исполняют весьма умно и изящно.

Постепенно молодежь свыкается с мыслью, что митинги – это некий подвид игры. Что тут главное – придумать плакат посмешней, одеться поприкольней, нарумяниться поярче… А про серьезное лучше не вспоминать. Слишком оно сложное, это серьезное.

Мы берем баллончики и идем дальше. Мы пойдем в сторону леса и будем думать о хорошем: «Сколково – житница России!», «Москва для ветврачей!», «Вернись, Жерар!»