Детские прогулки и игры на воздухе отменяются, только если мороз опускается ниже 25 градусов. Фото Reuters
В 1907 году русский писатель Александр Иванович Куприн едет путешествовать по Финляндии, и по свежим впечатлениям в январе 1908 года на свет рождается небольшой очерк под названием «Немножко Финляндии». И каждый раз, когда я его перечитываю, невольно удивляюсь, как так может быть, что за сто с лишним лет не изменилось ничего, и как точно Куприн все предсказал. Своим цепким взглядом он уловил те детали и моменты, которые и спустя век так интересно наблюдать вокруг. Ну вот, к примеру, дети.
Куприн пишет: «Я никогда не могу забыть той девочки лет двенадцати–тринадцати, которая однажды при морозе в шестнадцать градусов проходила мимо памятника поэту Рунебергу с открытой по ключицы шеей, с небольшим суконным беретом на голове и коньками под мышкой. Не могу сказать, чтобы она была красива, но столько свежести, бодрости, ловкой уверенности в движении было в ней, что я невольно залюбовался. Крепкая, здоровая, славная северная кровь!»
До сих пор так оно и есть: финские дети гуляют на улице в любую погоду. Детские сады отменяют прогулки, только если мороз опускается ниже 25 градусов. А летом они безвылазно плещутся в холодном Балтийском море, в которое избалованный теплыми морями человек не рискнет даже окунуться. Дети ходят по двору босиком, родители не боятся того, что их ребенок заболеет, съев ледяное мороженое, напротив, местные врачи даже рекомендуют мороженое при кашле, для снятия отека и болей в горле. Приученные к скандинавским ветрам, местные жители с детства знают, что плохой погоды не бывает, а бывает только плохая одежда, недаром еще в советские времена наши мамы страстно охотились за финскими комбинезонами для малышей.
Что касается спорта, Куприн замечает, что «он здесь в большом почете, но спорт разумный и даже, если хотите, патриотический. Почти ни одного мальчишку вы не увидите здесь на улице без коньков в руках. По праздникам девушки, студенты, приказчики, конторщики, очень часто пожилые и даже толстые и седые люди, отправляются с лыжами куда-нибудь на край города».
Сейчас мальчишки в основном заменили коньки в руках на клюшки, но смысл остался тот же. Как только на заливах замерзает лед, туда сразу же устремляются любители погонять шайбу. На заточку коньков в мастерских выстраиваются очереди, и по всему городу расползаются извилистые дорожки с лыжней. Здесь их прокладывают специальные машины, обновляя после каждого снегопада, и по вечерам на лыжне становится действительно многолюдно.
Порой неловко становится от того, что тебя не переставая обгоняют подтянутые финские старушки, а свекровь каждый вечер рассказывает, сколько километров на лыжах она пробежала: «Сегодня встала в хорошем настроении, пробежала 20 километров по лыжне и решила напечь пирожков к выходным».
Тюльпаны и розы в Финляндии появляются
уже под Рождество. Фото Ари Хельминен |
«Ага, – вздыхаю я, обложившись грелками после моих героических 5 километров, – ждите к чаю! На лыжне нам лучше не встречаться».
Спорт здесь по большей части не преследует профессиональных результатов, он как-то тесно переплетается с обычной жизнью, становится ее составляющей, так что совершенно нетрудно представить человека, который каждый день проезжает до работы 20 км на велосипеде и считает это хорошей экономией бензина.
А еще Куприн заметил, что «здесь любят цветы и при каждом семейном случае, в каждый праздник дарят их друг другу. Во всяком доме, во всяком, даже самом плохоньком третьеразрядном ресторане вы увидите на столах и на окнах цветы в горшках, корзинах и вазах. В маленьком Гельсингфорсе больше цветочных магазинов, чем в Петербурге. А по воскресеньям утром на большой площади у взморья происходит большой торг цветами, привозимыми из окрестностей. Дешевизна их поразительна: три марки стоит большущий куст цветущей азалии. За полторы марки (пятьдесят копеек с небольшим) вы можете приобрести небольшую корзину с ландышами, гиацинтами, нарциссами. И это в исходе зимы».
Удивительно, но и правда, именно в Хельсинки, недалеко от полярного круга, на Рождество дарят друг другу тюльпаны, балконы каждого дома украшены вереском, а букет роз можно купить за 1 евро. А еще цветы финны покупают не по поводу, а просто так, домой для красоты, ведь в доме всегда должны быть цветы. И не только в доме. Летом зеленые дворы наполняет благоухание сирени и рододендрона, к осени распускается великолепная гортензия, и никто не смеет сорвать с дерева даже веточку, здесь царит негласное правило, что цветами надо любоваться до их естественного увядания.
Интересное изменение все-таки свершилось в Финляндии. Александр Иванович пишет: «В Финляндии женщина всегда может быть уверена, что ей уступят место в вагоне, в трамвае, в дилижансе. Но ей также уступили место и в государственном сейме, и финны справедливо гордятся тем, что в этом деле им принадлежит почин. Они первые в Старом Свете послали четырех женщин блюсти высшие интересы страны вместе с достойнейшими».
Теперь женщина в Финляндии получила место даже руководителя страны, однако в транспорте уступать место ей перестали. Даже беременность не обещает женщине привилегий. Беременность здесь считается натуральным состоянием слабого пола, который в силу своей истории уже совсем перестал быть слабым. Русскому менталитету сложно смириться с этой чертой и, может быть, совсем и незачем. Лучше насладиться еще одной неизменной финской особенностью, о которой нам рассказывает Куприн.
«Помню, лет пять тому назад мне пришлось с писателями Буниным и Фёдоровым приехать на один день на Иматру. Назад мы возвращались поздно ночью. Около одиннадцати часов поезд остановился на станции Антреа, и мы вышли закусить. Длинный стол был уставлен горячими кушаньями и холодными закусками. Тут была свежая лососина, жареная форель, холодный ростбиф, какая-то дичь, маленькие, очень вкусные биточки и тому подобное. Все это было необычайно чисто, аппетитно и нарядно. По краям стола возвышались горками маленькие тарелки, лежали грудами ножи и вилки и стояли корзиночки с хлебом. Каждый подходил, выбирал, что ему нравилось, закусывал, сколько ему хотелось, затем по собственной доброй воле платил за ужин ровно одну марку тридцать семь копеек. Никакого надзора, никакого недоверия. Наши русские сердца, так глубоко привыкшие к паспорту, принудительному попечению старшего дворника, ко всеобщему мошенничеству и подозрительности, были совершенно подавлены этой широкой взаимной верой».
И нарядные столы, и это взаимное доверие живы здесь до сих пор. Недаром в прошедшем 2013 году после опыта с потерянными кошельками город Хельсинки был признан самым честным городом мира. Из 12 портмоне, оставленных на улицах финской столицы, обратно было возвращено 11. Наряду с первоклассным сервисом и любовью к аккуратности и чистоте, эта порядочность и честность убеждает только в одном – такое постоянство Финляндии не может не нравиться.