Под фантастическое влияние Мстислава Леопольдовича подпадали не только его домашние. Фото РИА Новости
Стою в вагоне электрички, слушаю, как через мегафон какой-то парень рекламирует набор ножей, которым нет износа, потому как «они сделаны из специальной кости и режут все, что только есть на свете».
Дождавшись паузы в дивном рекламном монологе, элегантный мужчина средних лет отрывается от айпэда и говорит с интеллигентной расстановочкой: «Эй, ты не мог бы вырубить свой матюгальник?»
Продавец ножей тут же в мегафон выдыхает: «Пошел ты знаешь куда! Я на работе, а ты сидишь тут порнуху смотришь». «Сам ты порнуха, козел! – летит в ответ. – И ножи твои, как и ты – ту-пы-е!»
Дружный пассажирский смех заглушает дискуссию.
«Может, правы те, кто без устали придумывает законы про оскорбление всяческих чувств, – думается мне в пути. – Вот один пассажир оскорбил чувства представителя малого бизнеса. В ответ продавец ножей обвинил обидчика в порнофилии, а тот, может быть, в это время Моцарта слушал или Гессе читал».
Или взять меня. Вот стою я, потрепанный жизнью мужчина, а передо мной сидит молодая красавица. А если она сейчас встанет да и начнет уступать мне место? Я, что же, обрадуюсь? Она же оскорбительно представит меня немощным и жалким. Еще чего!
Ну а если я сейчас посмотрю на нее с живым интересом, где гарантия, что с этих прекрасных губ не слетит: «Чё вылупился, старый хрыч?!»
Тонкая это штука – оскорбление человеческих чувств. Тонкая и опасная. Просто до депутатов еще не дошло, что все хрупкие чувства, которые можно найти в 140 миллионах жителей страны, коллективный думский разум не в силах охватить.
Вот написал предыдущую фразу и вздрогнул: не оскорбил ли я при этом чувства самого коллективного разума?
А если все-таки пойти дальше и представить, скольких же неутомимых астрологов обидел в свое время лауреат Нобелевской премии академик Виталий Гинзбург, когда пытался оспаривать верность их гороскопических прогнозов. Иногда он просто грубил предсказателям: говорил, что это невозможное дело – сообщить миллиону человек, родившихся под знаком Водолея, что в ближайший вторник их ждет несомненная материальная прибыль.
Виталию Лазаревичу даже жена говорила: оставь ты свои научные сомнения – не порти людям жизнь. Конечно, академик мог бы подать и встречный иск, скажем, за оскорбление чувства научного отношения к действительности.
И так, куда ни глянь – всюду можно обнаружить чьи-то незащищенные чувства.
Если вы проходите мимо нищего, просящего подаяния, – вы оскорбляете его чувство голода. Если вас не пускают в купальном костюме на нудистский пляж, значит, в вас оскорбляют чувство стыда.
Можно бесконечно продолжать эти гипотетические примеры, только вот есть риск реально оскорбить читательское чувство меры.
Куда ни глянь – всюду можно обнаружить
чьи-то незащищенные чувства. Фото PhotoXPress.ru |
Нам же важнее понять, есть ли это чувство меры у депутатов Госдумы, которые без устали не просто штампуют странные законы, а демонстрируют тотальную направленность на запреты, ограничения, пресечения...
И речь тут не только и не столько в политической цели такой деятельности. Если просто и по-житейски, то народные избранники нашли для себя простейший из подходов к решению любой социальной проблемы: запрещать всегда легче, чем думать и решать, как сделать лучше.
Меж тем эти запретительные упражнения оплачиваются нами. И все трепетные обоснования и обсуждения ранимых человеческих чувств удачно декорируют либо слабость, либо леность депутатских интеллектуальных исканий.
А насчет того, как надо переживать и оберегать чужие чувства, есть неплохие примеры.
«Когда их обижали, я страдал. Однажды утром Прокофьев сказал мне на Николиной горе: «Слава, у меня больше нет денег на кухарку и на завтрак».
Я этого никогда не прощу режиму. Не прощу этим сволочам, что и у Шостаковича бывали времена, когда есть было не на что. …Иногда думаю: «Какой же я был идиот молодой, бандит, нахал. Водку запросто с Шостаковичем пил, анекдоты травил. Появись он сейчас, бухнулся бы на колени и не встал бы. А я, видите ли, с ним за одним столом сидел…» Преклоняюсь перед ними».
Эти высокие переживания я услышал от Мстислава Ростроповича, когда он приходил в «Литературную газету».
Кто-то наверняка подумает: тоже сравнил, денег на кухарку нет. Это же все про элиту, про жизнь великих.
Да нет, это скорее о простоте настоящего величия.
Или вот еще, оттуда же, с посиделок с великим Леопольдовичем. «Чтобы вы не думали, будто меня впечатляют исключительно великие личности, расскажу про рабочего человека Васю Ткачука. Кстати, он будет сегодня на моем концерте.
Вася помогал мне в строительстве. Я очень подружился с ним и его женой Машенькой.
Василий знал, что у меня есть машина «Лендровер», и когда меня лишили концертов, он мне скромно предложил съездить на машине погостить у его родственников на Брянщине. Дескать, там дорога плохая, а на «Лендровере» проскочим. После 30 километров мы дорогу потеряли. Остановились у какой-то забегаловки. Взяли на двоих бутылку «Солнцедара» – было такое замечательное вино. Когда выпили, Василий спросил: «А это правда, что в Америке «Солнцедаром» негров травят?!» Я его разубедил: «Если бы в Америке был «Солнцедар», это бы развалило тамошнюю экономику».
Так мы с Васей путешествовали.
И когда спустя 16 лет я вернулся на свою дачу, то узнал, что этот самый Вася и его Машенька каждую свободную субботу и воскресенье приезжали сюда, чтобы подлатать, подремонтировать наш дом. Никто ему за это ничего не платил, целых 16 лет.
Когда мы прибыли, я заметил еще аллею, которой раньше не было. Вася смутился: «Когда вас вытурили из страны, я в вашу честь посадил маленькие деревца. Вот они и вымахали…»
Какой из наших «законотворцев» сподобится на такие контакты с народом? Но Ростропович и с великими был таким же. После того, как он на мадридской площади долго слушал уличного музыканта, король Хуан Карлос прислал ему в подарок шарманку.
«Кстати, это единственный музыкальный инструмент, на котором блистательно играл сам Солженицын. Когда он приходил, особенно сердитый, то так быстро крутил, что его все время приходилось останавливать: «Саня, не ломай вещь!»
А это Ростропович о Чаплине: «Я по фильмам всегда думал, что у него карие глаза, а на самом деле светло-голубые. Он был человек необыкновенной доброты. Мы это чувствуем в его фильмах. Гений. Неповторимый гений. Когда я уезжал, он вышел со всей семьей меня проводить. Стоит на крыльце и хочет сказать мне по-русски «до свидания», а выговорить не может, все повторяет: «до-до-до…» Долго он это «до» мусолил. Я махнул шоферу, мол, едем. И вдруг слышу вслед: «До-до-достоевский».
Все эти детали говорят о высочайшем внимании к отдельному человеку, его внутреннему неповторимому устройству.
Надо сказать, что я тоже подпал под это внимание.
Дело в том, что мне было поручено встретить его у подъезда. Тогда в «Литературку» приезжали многие знаменитости. Но Мстислав Леопольдович и в том ряду оказался отдельным. С первой же минуты.
Я не без волнения открыл дверь его машины, представился. Он облучил меня своим взглядом и сказал: «А я Слава. Ну что ты так официально? Давай, что ли, поцелуемся!»
Многих депутатов, которые могли бы такую встречу достойно пресечь, тогда еще не было на свете...