Пробираясь тихой Сапой

Сапа – курортный городок в тропиках. Фото Гэри Сайклза

Сапа – это небольшой городок на северо-западе Вьетнама. Еще недавно мало кому известное захолустье, но по нынешним временам – яркая достопримечательность, туристическая Мекка для любителей экзотики со всего мира. Притом добраться туда не представляет особого труда. От Ханоя 380 км. Марк Цукерберг – создатель Facebook, побывавший не так давно в Сапе, записал на своей странице: «Влюбился по уши, чуть не женился». Что имел в виду главный герой «Социальной сети», гадать не имеет смысла, но не влюбиться в этот край действительно невозможно.

В свое время я любил ходить в горы Вьетбака, забираться в самые глухие деревни. Изматывало бездорожье, валила усталость. Но, как известно, охота к перемене мест – пуще неволи. Равно как и жажда новых открытий. Сапа вполне утолила мою жажду, когда я впервые оказался в ее нежных объятиях. По дороге № 7 по казенной надобности мы ехали в Лаокай, что на границе с Китаем.

С балкона придорожного отеля на втором этаже открывался чудесный вид на гряду темнеющих вершин. Солнце, словно раскаленный гонг, проваливалось по ту сторону иззубренной стены. На крутом склоне чернота быстро съедала очертания скалистого рельефа, оранжевые ленты тропинок, макушки сосен фиало. Красавец Фансипан – самая высокая гора Индокитая (3147 м), – заслонив собой солнечный диск, казался еще величественнее. Его макушка подпирала свод небес и была похожа на голову исполина. Единственный постоялец этой гостиницы из белого мрамора, я спустился вниз, где сидел на ступеньках одинокий портье Тхао А Лы. Он же сторож, привратник, администратор, садовник и повар. Из подвальной кухни валил аромат жареной свинины. Я ждал от А Лы сказаний, помня о том, что в горном Вьетнаме на каждом углу живут легенды и те, кто их озвучивает.

– Слушай, – сказал А Лы, раскуривая пеньковую трубку. – Давно это было. Повздорили однажды дух гор и дух воды из-за невесты – дочери Небесного императора. Кому она достанется в жены. Дух воды напустил дожди и потопы. Но горы росли и росли. Их было не достать. И водная стихия сдалась. С тех пор Фансипан господствует над миром.

– А ты поднимался на него?

– Много раз. Только в обход, через перевалы. Фансипан не любит, когда кто-то становится выше его.

Отец, дед и прадед А Лы были проводниками, водили караваны торговцев опиумом, солью и слоновой костью. Его селение находилось неподалеку от Сапы. Жили в нем зао, которых называют красноголовыми. Женщины этого племени носят на головах скрутку из красного полотна. Как и встарь, сажают рис, целебные травы, опиумный мак, разводят скот. По соседству – деревни других народностей: тхай, мео, сафо, нунг, элай, фула…

История не оставила нам следов хаотического перемещения племен, населявших Западный край в глубокой древности. Время, войны и социальные катаклизмы перемешали их на огромном пространстве, образовав пеструю мозаику рас, культур и обычаев. Французы облюбовали это место для строительства шале. Климат здесь сухой и мягкий.

Сапа был заложен в начале прошлого века как курортный заповедник для отдыха колониальной знати. Аборигенов сгоняли на добычу белого мрамора, из которого строили виллы, дворцы, католический собор. Из камня обыкновенного сложили тюрьму и военные казармы. К 1943 году здесь стояло уже более 200 роскошных особняков. А в 1954-м, не выдержав ударов народной армии, французский гарнизон Сапы снялся и ушел через перевалы Фансипана в сторону Дьенбьенфу, где через пару месяцев, собственно, и закончилась эпоха колонизации Французского Индокитая.

Утром, еще перед тем как добродушный А Лы постучит в дверь и скажет «Тяо ань» («Доброе утро»), меня будят горластые петухи. Они оглашают заливистым криком сонную долину, и звонкое эхо подолгу бьется в тесном каньоне. Порывистый ветер хлопает ставнями, рвет лепестки с цветущих садов и несет их снежной порошей по улицам Сапы.

– Фансипан сегодня добрый. Не прячет лицо. Туман сбросил вниз. День будет удачный, – говорит А Лы, разливая чай. На завтрак он подал омлет, рюмку ароматной настойки из корня женьшеня и пожелал счастливого пути.

Торговля, рассчитанная на туристов. Фото Ронана Краули

Лохматые клочья сизого тумана, словно талый снег, еще лепились к склонам, но лучи утреннего солнца находили их во впадинах. Город оживал на глазах. Звонкая тишина нарушалась призывным кличем торговцев, веселым смехом и криком детворы. Прощай, Сапа!

Местные жители – прирожденные садовники. Здесь каждый мальчишка безошибочно вам скажет названия десятков корней и растений, из которых делают лекарства. Наверное, поэтому все сплошь краснощекие. Пунцовый румянец, словно на жгучем морозе, заливает лица детей и старух. Говорят, особенно здешний климат помогает от бесплодия. Эту особенность заметили еще французы, которые возили сюда своих дам на зачатие. Тогда же и появились здесь санатории по профилю, действующие по сей день.

У ворот деревни Зао нас встретил Ле Пао и его многочисленное семейство – 18 душ. Сложные патриархальные отношения с чертами общинно-родового строя. Последнее слово всегда остается за старейшиной. Кодекс чести повелевает мужчинам брать на себя самую тяжкую работу, охрану жилища и защиту достоинства твоего рода. Любые оскорбления не остаются без ответа. Бывали случаи, когда племенная вражда и кровная месть опустошали целые селения. Положить конец смертоубийству может только старейшина. Он же главный мажордом и распорядитель на общинных работах, заготовках зерна и дров, забое скота и дележе валового продукта.

На току молотили рис. Бросилось в глаза, что ток имеет идеальную поверхность. Словно ее шлифовали от края до края. Обойдя его несколько раз, я обнаружил, что камень под ногами был монолитом. Ни единого шва. Черный квадрат был совершенной формы со стороной 22 м. Я спросил Ле Пао, кто и когда делал этот плац для сушки и молотьбы.

– Никто не делал, – равнодушно ответил он. – Так было всегда.

Да, но откуда эти ровные бортики по периметру и непонятные линии внутри? Ближайшая скалистая гряда – в полукилометре. А эта квадратная глыба выпирает посреди солнечной долины, словно пуп Земли. Если это творение человеческих рук, то почему никто не знает? Может быть, на сей счет есть легенды?

– Есть, – сказал Ле Пао. – Не легенда, а быль. Ее рассказал мне мой дед, а ему – его дед.

Я записал как мог, не без помощи переводчика с языка зао. Однажды сильный тайфун налетел с востока и прошелся по вершинам гор, ломая и сжигая деревья. На этом месте якобы стояла высокая скала. Молния ударила в нее, оплавив до основания. Когда тайфун унялся, остатки скалы еще долго излучали свечение, изнутри доносился страшный грохот. После этого в долине поселился дракон, а люди бежали куда глаза глядят. С тех пор, зевнул Ле Пао, долина и называется «Лонг Лыа», что в переводе означает «Огненный дракон».

Мы еще раз обошли площадку, и с восточной стороны от нее я увидел два изваяния, похожих то ли на фаллос, то ли на человека. Зрительно проведя условную линию между ними, я убедился, что ее продолжение составляет диагональ квадрата. Признаюсь, мне стало не по себе. Закралась и не давала покоя мысль о неведомых пришельцах. В памяти воскресли гипотезы Казанцева, кадры из фильма Эрика фон Деникена «Воспоминание о будущем», плоскогорья Перуанских Анд, библейские сказания, повествования ацтеков и инков об огненных колесницах...

Позже в Ханое я долго приставал к ученым – историкам и археологам – с вопросом, что они думают на сей счет. Мнения были разные. Одни видели в загадочной плите послание небес, остатки древнего календаря, другие – стадион для какой-то игры у горных племен, третьи – фундамент храма… До сих пор не знаю, с чем довелось столкнуться тогда в деревне Зао у подножья Фансипана. Тайна «Огненного дракона» ждет своего часа.

Но вернемся с небес на землю. По дороге из Сапы мы встретили старуху, мимо которой мой друг Туен проехать не отважился. Словно одержимый, он выскочил из машины и долго бил поклоны. Оказалось, старуха А Ин – ясновидящая. Ее еще называют вьетнамской Вангой. Она умеет предсказывать будущее, лечит от разных болезней, читает чужие мысли, творит чудеса. Иными словами, ведьма. Отношение селян к ней самое трепетное. Никому в голову не придет шельмовать ее или сказать что-то непотребное. Вскоре я сам убедился, что почтение это основано отнюдь не на страхе и суеверии. Вот как это было.

Я протянул ей забинтованный палец, который случайно порезал пару дней назад, что-то мастеря на кухне. Во влажном климате рана заживает плохо, и я замучился ходить на перевязки. А Ин сняла бинт, посмотрела, прошептала, насыпала какой-то зеленой крошки.

– Бабушка, а о чем я сейчас думаю? – спросил я, ехидно глядя в ее впалые глазницы, запрятанные так глубоко между высокими скулами и лобной костью, что она казалась незрячей.

– Не бери в голову, сынок. Об этой черной плите я и сама толком не знаю.

Она пошла прочь, оставив меня в недоумении стоять на пыльной дороге. На другой день мы были уже в Лаокае. Утром я снял повязку с больного пальца и уже не бинтовал.

Сапа–Ханой–Москва