Дорога к храму Белого слона

Обливание водой – храмовый ритуал. Фото Reuters

Всякий раз, оказавшись в Камбодже, с сожалением замечаешь, что не все обычаи и традиции этой страны тебе знакомы и что соблюдаешь их не всегда должным образом, задевая чувства (чуть было не сказал «чувства верующих»)... Но если бы и сказал, не ошибся. Потому что Камбоджа – неимоверно набожная страна.

От границы с Таиландом до центра провинции Баттамбанг пара часов езды. По дороге на каждом шагу попадаются старинные и современные храмы, святилища и каменные алтари, вокруг которых толпятся крестьяне, женщины, дети. Налево дорога уходит в Сиемреап, к знаменитым памятникам Ангкора, но мы забираем вправо с намерением увидеть другое чудо света – одну из резиденций Верховного бонзы.

Перед резным алтарем лампады мерцали призрачным светом. Из бронзовых курильниц выползал благовонный чад и зависал сизой пеленой над бритыми головами. Старухи творили молитву, отбивая земные поклоны. Состояние экстаза начали испытывать и мои спутники, когда мы, откинув сандалии, вошли внутрь. Бикху увидели нас, но виду не подали. Один из них только стыдливо прикрыл голую грудь, на которой цветной татуировкой были выведены сентенции из «Дхаммапады». (Одной из книг, излагающих в стихотворной форме постулаты буддийского вероучения.)

Входить в чужой монастырь со своим уставом, конечно, нельзя. Запрятав глубоко в себя атеистические убеждения, привитые с малых лет в подмосковном Кудинове, где, кстати, в 1606 году в местной церкви венчался князь Юрий Милославский, я внимательно слушал проповедь Йим Иона. 75-летний глава Баттамбангской сангхи, настоятель пагоды «Дамрей Сар», что в переводе означает «белый слон», имел лик святого. Такой же просветленный, как Будда. Изображение белого слона предстало перед нами на широком панно, где рукой деревенского богомаза запечатлены сцены из «Рамаяны», воспевающие подвиги легендарного Вишну. Слон теснит вражеское войско, давит неверных, олицетворяя несокрушимость добрых начал.

Закончив службу молитвой ниспослать дождь, о чем, собственно, и просила усердная паства, Йим Ион осведомился, какого мы роду-племени. Затем согласился потолковать с нами, ибо считал своим долгом вразумлять несведущих, просвещая их души. А в качестве наглядного пособия использовал то самое панно, где из-под облаков, как театральные софиты, били мощные красно-оранжевые лучи. Говорил он с расстановкой, как и положено одному из столпов духовной жизни. Нам только оставалось мотать на ус. Поистине, в начале было слово. «В некотором смысле, – обращался ко мне настоятель, – мы с вами единоверцы. Буддисты не признают существование Всевышнего, а вы, как я вижу, – еще тот безбожник». Я не возражал, наивно полагая, что Бог у каждого в душе.

Своего расцвета буддизм Тхеравады в Камбодже достиг в эпоху Ангкорской империи, придя из Индии. В XIII веке при Джаявармане VII он стал государственной религией, целиком заменив индуизм, по заветам которого, собственно, и был построен знаменитый Ангкор-Ват. Новая вера, благодаря ее видимой легкости, довольно быстро распространилась и стала религией абсолютного большинства. При Нородоме Сиануке, в дополпотовской Камбодже, в стране действовало более 3 тыс. пагод-монастырей, к которым были приписаны почти 70 тыс. монахов-бикху, то есть почти каждый сотый житель. Их моральное превосходство не подвергалось сомнению. Простых смертных буддизм привлекал надеждой на избавление от страданий, власть имущих и богатых, которые, оказывается, тоже плачут, он устраивал межплеменной терпимостью и социальной пассивностью. Тем не менее проповедник не отрицал, что на определенном этапе в Камбодже буддизм занимал место в борьбе за национальную независимость и политическую самостоятельность. Все так, говорил Йим Ион, но режимы приходят и уходят, а буддизм вечен. Кто бы спорил.

На следующий день нам разрешили наблюдать посвящение в монахи 15-летних недорослей. Подобные церемонии бывают раз в году. Постриг – только в день полнолуния. Монахи каются в грехах, а текущие вопросы решаются на сходе по окончании сезона дождей. Только что прошел тропический ливень (видимо, подействовала молитва), и потоки мутной воды текли у самого порога «Дамрей Сара». Обставлено все было по строгим правилам «Патимокхи» – монастырского устава, где перечислены все наказания за возможные прегрешения. Завернутый в белую тогу главный бонза «прах сангха» восседал в кругу единоверцев, одетых во все оранжевое.

Йим Ион читал сутры, паства внимала в благоговении. Все как по писаному. Впрочем, если следовать строгим канонам писания, некоторые отступления от «Патимокхи» все-таки были. Наглядно это выражалось в виде двух явно инородных тел, точнее, двух «иноверцев» – меня и моего попутчика, тихо стоявших у порога. Новобранцы клялись, что за ними не водится ни воровства, ни предательства, ни убийств. Нет долгов перед близкими и государством. Затем служитель монастыря «ачарий» обрил им головы, брови и облачил в шафрановую накидку. С этого момента они стали полноправными членами сангхи, подчинив себя аскетизму. Здесь они будут учиться грамоте, штудировать схоластические тексты, собирать подаяния, заботиться о чистоте собственных помыслов и внушать благонравие другим.

Пагода «Дамрей Сар» – одна из самых красивых в Камбодже. Фото Ронана Краули

В переводе с санскрита «бикху» означает «нищий». Монахи могут покинуть общину в любое время, если захотят вернуться к мирской суете, жениться, завести семью и детей. А пока они приняли на себя обет безбрачия и целомудрия. Отказ от удовольствий и житейских удобств – первейшая добродетель молодого послушника. Им запрещается принимать участие в танцах и представлениях, употреблять крепкие напитки и наркотики, вдыхать благовония, спать на мягкой постели, владеть золотом, серебром и деньгами. Единственной личной собственностью будет «патра» – чаша для сбора подаяний. Они должны теперь будут внимательно оглядывать питьевую воду, дабы ненароком не погубить живое существо, проглотив его вместе с влагой. В женщинах они обязаны видеть только сестер или матерей, а при встречах с прекрасным полом отводить глаза в сторону.

Бывалые странники знают, что бесплатный ночлег и тихий приют в случае нужды они всегда найдут в буддийском монастыре. Там не откажут, не выставят за порог и не унизят расспросами. «Мир входящему» – написано на дверях «Дамрей Сар», и заботливый ачарий любезно укажет место, где вы, одержимый путник, сможете беззаботно приклонить голову до следующего утра. Не беда, что вместо матраса – серая циновка, а вместо подушки – жесткий подголовник, сплетенный из ротанга.

Проснулся, когда монахи уже возвращались в храм, собрав по городу и торговым рядам подаяния для утренней трапезы. Робкие скинхеды садились на пол вокруг бронзовой курильницы и угощали друг друга чем Бог послал. Но, как говорится, не хлебом единым… После хлеба – зрелища. Сытая братия разбрелась по молитвенным кельям, чтобы вкушать уже духовную пищу. Мне же сказали, что учитель ждет меня. Вчера я слезно просил аудиенцию. Старческие глазки по-доброму смотрели на меня, и я видел – в них играет добрая улыбка. Было видно также, что мои вопросы слышать ему не впервой, и все, чем я так интересуюсь, он давным-давно осмыслил. А для того чтобы вразумить дотошного скитальца, потребуется не час и не два. И дело тут не во времени, внушает Йим Ион. Для этого нужна целая жизнь, примерно такая, как прожил Будда, – долгая и короткая, полная сладостных мучений и подавленных желаний, одиноких раздумий и поисков истины. В конце аудиенции он склоняет голову и говорит:

– Белый цвет у буддистов – цвет траура. А белый слон, кроме всего прочего, символизирует и память о мертвых. Помнить о смерти – значит помнить о вечном…