Саша Кругосветов
«Остановись, товарищ, стой, в агитпоход пойдешь зимой?» Фото из архива автора
Моему поколению довелось быть свидетелем расцвета, кризиса и гибели великой советской империи. Последние 25 лет не раз дарили нам новые надежды, новый опыт и новые разочарования. Теперь мы все такие зрелые, такие опытные, такие циничные, так много познавшие. Но временами хочется забыть о своем опыте, стать наивней, чище и даже – чуть глупее.
Начало шестидесятых. Я – студент ленинградского института. Первые годы взрослой жизни. Первые годы новой жизни нашей страны. Оттепель. Мы зачитываем до дыр «Стихи», первый послевоенный политический бестселлер «тихого классика» Леонида Мартынова. «Вот он, корень,/ корень зла!/ Ох, и черен/ корень зла./ Как он нелицеприятно смотрит с круглого стола...» Уже состоялись поэтические вечера в Политехническом. В комитете комсомола института крутятся самые продвинутые ребята. Здесь всегда можно узнать что-нибудь новенькое. Ты слышал песни Булата? Не знаешь? Запиши – Агужава. Правильно.
Я выпускал Студенческие Окна Сатиры (СОС). СОС выходили раз в месяц. На огромной стене холла второго этажа вывешивались 10–20 листов А-первого формата. СОС клеймили лентяев, лоботрясов. И, конечно, стиляг, танцующих рок-н-ролл. СОС пользовались успехом. Их рассматривали, смеялись, спрашивали, о ком написаны стихи. Особенно нравились танцующие стиляги. Рисовал я их очень увлеченно и с особым удовольствием. Танцевать я тогда не умел. Но через несколько лет появился твист, и я стал его страстным поклонником. Мы с друзьями танцевали этот спортивный и довольно нелепый танец ночи напролет. Запомнился плакат о студентах, проходящих производственную практику. Два огромных, безобразно смеющихся лица. «Забыв о станках и о службе рабочей,/ Кайданов и Козырев дружно хохочут./ Страна подождет, подождет и завод./ Вот только б еще посмачней анекдот». Я, конечно, не знал, ни кто такой Кайданов, ни кто такой Козырев. Знал, что студенты старших курсов. Лет через 10 после окончания института я по работе встретился с Толей Кайдановым, кандидатом наук, серьезным специалистом из отдела теплотехники. Напомнил об этом плакате, признался, что его нарисовал. «Я очень тогда обиделся, – сказал Толя, – это было совсем несправедливо». Сколько достойных людей мы, сами того не сознавая, походя и незаслуженно обижаем и даже раним. Прости меня, Толя Кайданов.
В комитете висит плакат: «Остановись, товарищ, стой,/ в агитпоход пойдешь зимой?/ Лишь «да» хотим услышать в ответ./ Пиши заявление в комитет». В первую же свою студенческую зиму отправляюсь в агитпоход. Идем на лыжах по селам Ленинградской области. Даем концерты. Кто поет, кто танцует. Мой сокурсник аккомпанирует на аккордеоне. Не помню, что же я там делал? Наверное, был ведущим концерта. Длинный, худой. Деревенские девочки после концерта подсмеивались надо мной. Одна другой кричит через весь зал: «Мань! А, Мань! Иди, проводи Сашка до дома. А то он замерзнет на морозе». «Чего орешь, егоза, – кричит другая, – я провожать буду. Я первая Сашка заякорила». В агитбригаде часть – из нашего института, часть – из консерватории, девочки и мальчики из другого мира. Нам выделяют теплую хату на ночлег. Всю ночь говорим. Кто-то обнимается. Наутро – снова в путь. Через пару дней к нам присоединился Станислав, студент консерватории, на три года старше нас. Зачем-то он хотел поучаствовать в этом неясном мероприятии. Неудачно добирался и обморозил себе кисти обеих рук. Пришлось отправить его в город. Тем и запомнился. Станислав Горковенко. Теперь известный дирижер.
В последующие годы бригада собиралась уже без консерваторских студентов. Организатором и руководителем была Фаечка. На два курса старше нас. Активная девчонка. Она и путевку от комитета комсомола получала, и маршрут разрабатывала, и с колхозами созванивалась, и студентов способных рекрутировала. К тому же – самая голосистая была и пела лучше всех. Какой мог быть у нас репертуар? Хор всех участников агитбригады. Народные танцы. Популярные песни из кинофильмов. Фольклор. Всякие смешные инструменты: дудочка, мандолина. И, конечно, неизменный аккордеон. Я готовил декорации на обоях. И нес их огромным рулоном за спиной при переходах из деревни в деревню. Прямо на сцене рисовал ретушным карандашом на ватманских листах мгновенные портреты. Тексты писал – в основном юмористические. Интересно было. Да и Фае хотелось понравиться.
Принимали нас в деревнях радушно. Студенты из города приехали. Интересно. И потом – ребята и девчата наши уж очень хорошо пели. Я дружил с Сашей Муретовым. Очень музыкальный, он пел, играл на различных инструментах и даже чечетку танцевал. Мы с ним подготовили номер дуэтного художественного чтения. Номер назывался «Слухи». Этот текст читали известные уже в то время Лившиц и Левенбук. Текст был опубликован, и мы поставили довольно живой, веселый номер. Как-то нас прослушивали профессионалы и дали высокую оценку. Да и весь наш концерт был, видимо, неплох. Конечно, это была самодеятельность. Но добротная. Добавьте к этому студенческий энтузиазм. Плюс – веселый нрав большинства. Маршруты агитпоходов выбирались разные. Вспоминается зимний маршрут по Дороге жизни, по которой в войну доставлялись грузы и продукты в блокадный Ленинград. Легендарные Назия, Лаврово, Кобона.
Конечно, случалось немало комических эпизодов. Однажды с нами захотел поехать гимнаст Витя, перворазрядник. Мы называли его Витя Табурлеточка, потому что как-то в перерыве между концертами ему захотелось отдохнуть, и он прямо на сцене устроился полежать на шести табуретках. А еще – потому что он немного картавил. Добрый, симпатичный, приветливый парень. Было во всем его облике что-то комичное и немного нелепое. Что-то от скомороха. С ним постоянно что-нибудь случалось. Сельские сцены были сколочены кое-как, из отходов, доски – неровные. Вите обязательно хотелось показать класс. А тут – то нога поскользнется, когда он делает рондат-сальто, то половая доска качнется, когда он делает стойку на одной руке. И наш Витя Табурлеточка, к огромному восторгу зрителей, с грохотом падает в самый ответственный момент. Мы, стоящие за сценой, тоже, конечно, не можем удержаться от улыбок. Девчонки тихо прыскают в кулачок. Я встретился с Витей лет через 10–15. К тому времени он защитился, стал кандидатом наук, серьезным специалистом. Увлекался прыжками с трамплина. Он был уже не новичок в этом деле и прыгал с очень большого трамплина. С опаской смотрю я на его крошечную, комичную, скоморошескую фигуру на вершине этой рукотворной горы. Вот он мчится по спуску трамплина, выпрыгивает, отрывается, летит и, как всегда, немного коряво, благополучно приземляется. Уфф! Не могу я на все это смотреть. Будь здоров, Витечка, пытай свое «табурлеточное» счастье без меня.
В последние дни путешествия по Гдовскому району проявился интерес Фаечки к моей скромной персоне. Фая – не красавица. Пухленькая, живая, с восхитительной улыбкой и нежными губами. Поездка закончилась, программа выполнена. Прощальный вечер. Еще до поездки Фая защитила диплом и теперь должна уехать по распределению куда-то в Сибирь. После вечеринки пошли гулять по городу. Мы с Фаей бродили до утра по ночному Ленинграду. Целовались. А куда мы могли податься? К моим родителям в коммунальную квартиру или в ее коммуналку? Куда в те времена могли пойти парень с девушкой? Потому и говорили, что в Советском Союзе не было секса. Но он был. В ДК Кирова на танцы девочки приходили без трусиков, и парочки устраивались за портьерами, решали свои вопросы прямо в зале. ДК Кирова был центром распространения венерических заболеваний. Секс был уже. Но не для нас. Это не то, что могло подойти нормальному парню и нормальной девушке. Фая уезжала через два дня. Мы пришли ее проводить. Я принес какой-то неудачный, нелепый подарок. Больше мы не виделись. Почти и не переписывались. Если бы я мог сейчас встретить того неоперившегося четверокурсника, витающего в эмпиреях, читающего странный микс из «Науки и жизни» и греческих трагедий, я посоветовал бы ему быть ближе к земле и серьезно присмотреться к Фаечке, восхитительной молодой женщине от мира сего. Даже если бы я мог... Студент этот не послушал бы меня. Я вспоминаю ночную прогулку по прекрасным набережным – заключительный аккорд моей агитбригадной эпопеи. Не было у нас больше агитпоходов. Все расползлись в разные стороны.
Где вы сейчас, друзья моих студенческих лет? Ах, что это были за ребята! Нигде больше не вижу таких, не встречаю. Другие времена, другая молодежь. Вымерли романтики, светлые люди, чистые помыслами и делами, бескорыстные парни и девушки, пришедшие из пятидесятых, вымерли как мамонты и мастодонты.
