Белому Ангелу вслед

В Екатеринбурге смешались иконы и цареубийцы, пытки и малахитовые сказы. Фото автора

Наша делегация, включающая митрополита Сергия Иванникова и организатора паломничества Игоря Рауфовича Ашурбейли, прибыла в Екатеринбург. Началось первое паломничество по следам посмертного пути великой княгини Елизаветы Федоровны. Екатеринбург – город кровавый. Слезами и кровью скреплен тут вместо извести каждый камень. Это вам не Москва – все просторнее, открытее, тонкие розовые сосны дымятся понизу молочным туманом. Это родина Бажова – знаменитого писателя, но и того, кто жестоко гнал церковников. Здесь смешались иконы и цареубийцы, пытки и малахитовые сказы. Но все еще повторяют за советскими историками ложь о несуществующих грехах последнего царя. Однако вспомните: кому принадлежит идея о создании Лиги Наций? В чье царствование произошла электрификация страны, были учреждены пенсии, детские дома и дома престарелых? Когда построены тысячи храмов и началось прославление преподобного Серафима Саровского?

Мы впервые участвовали в ночной литургии под открытым небом на месте зверского убийства царя Николая II. Алтарь соорудили возле Храма-на-Крови, на стене которого было выбито: «Пролияша кровь их окрест, яко воду». Море людей, красные облачения митрополитов, скорбное «Святый Боже…». И впервые я поняла, что значит сказанное князю Владимиру послами после богослужения в Константинополе: «Не знаем, на небе мы были или на земле». Перед причастием азербайджанский архиепископ Александр говорил проповедь: «Ждет ли нас исчезновение? Или мы по-прежнему будем держать стяг великого народа великой страны? Убив помазанника, вместо царства Божьего устроили ад человеческий на земле! Но кто нас разлучит от любви Божьей? Ни гонения, ни страдания, ни враги не разлучат… Кровь мучеников есть семя веры, из которого вырастает древо нашей церкви».

На следующую ночь – крестный ход. 18 километров пешком, а перед этим снова ночная служба – в день, когда сбросили в шахту великую княгиню Елизавету Федоровну, которую за ее дар сострадания и любви к больным и обездоленным называли Белым Ангелом Москвы. Здесь все было по-другому: бедная обстановка, люди, лежащие вповалку прямо на полу храма, пришедшие сюда издалека, многие – с маленькими детьми. И все это время, несмотря на холод и усталость, люди молились. В этот раз проповедь говорил член нашей делегации иеромонах Спиридон. Сказал о том, что мы, русский народ, как некогда израильский, страшно перед Богом согрешили и потому были наказаны кровопролитными годами лихолетья. Часа в три утра люди вышли из храма, в ожидании хоругвеносцев они стояли у иконы Божьей Матери и пели молитву. Она не была канонической, но они так трогательно и с такой надеждой пели о том, что Матерь Христа – «луч света в скорбной жизни земной», что я подумала: какая настоящая и чистая вера у этих людей. Потом крестный ход несколько часов ночью, потом на рассвете – до монастыря, построенного на месте убиения алапаевских мучеников. Шахта затянулась землей, поросла зеленью, и прямо на ней – в буквальном смысле на крови – выросли деревья.

На следующий день был перелет в Китай – то место, куда везли из Екатеринбурга через Читу гробы с телами алапаевских мучеников. Пекин – огромный город. Москва по сравнению с ним просто провинциальный городок. К туристам относятся с интересом: осторожно трогают руками, просят сфотографироваться. Особый интерес вызвал владыка Сергий и его борода – забавно, китайские малыши принимали его за Санта-Клауса. Мы смотрели Императорские летний и зимний дворцы, храм Неба, видели Великую Китайскую стену, построенную на костях врагов и защитников Китая. Но главными событиями были прием у русского посла в Китае и посещение бывшей территории Русской духовной миссии, принадлежащей российскому посольству в Пекине, где сохранился фундамент той церкви, куда принесены были гробы алапаевских мучеников. На этом месте владыка Сергий отслужил панихиду по погибшим в Алапаевске мученикам, на которую пришли русские, живущие в Китае. Для них это была редкая возможность побывать на службе – так сильна в Китае антирелигиозная политика.

И, наконец, Израиль! Земля обетованная, превратившаяся из земли, в которой текут молоко и мед, на сотни лет в пустыню, а потом трудом и потом за недолгие 20 лет снова в цветущий сад. Израиль открываешь заново всякий раз, когда приезжаешь сюда. А у меня еще от аэропорта сердце сжимает нежностью к Святой земле и не отпускает до последней минуты здесь. Удивительно ощущение пульса жизни. Люди не живут на потом. Завтра тебя могут убить. Поэтому спешат любить, спешат танцевать, спешат молиться. К народным танцам особое отношение. Они тут как песня или молитва. Пожилые с молодыми, хиппи и девочки в коктейльных платьях, эфиопы и рыжеволосые северяне. На пляжах, на площадях танцуют, синхронно покачиваясь, поворачиваясь, потом руки вверх – как для благословения или молитвы. И все поют, и это так красиво, что как-то я не заметила, как простояла так пару часов. Мне казалось, что это и правда была молитва благодарности – за то, что сегодня не падало бомб. За то, что ты – не такой, странный, с серьгой в левом ухе, с носом, который видно издалека, с огромными, как бы обведенными глазами, вечно чужой – здесь, на горящей этой земле, нашел дом. За вторую молодость, которая тут до 70 лет. За вечную борьбу и за то, что есть она – эта земля.

Всюду дети. После Китая это особенно кажется странным. Здесь помнят, что храм был разрушен. Поэтому строят собственный храм – семью. Парни и девушки ходят с автоматами. Возвращаются домой после ежедневной армии с оружием. Но никаких эксцессов, никаких «нечаянно выстрелил в драке». Даже 18-летние знают, что такое ответственность за твой дом, твою присягу, твое оружие. Но и чувствуют себя защищенными. Потому что, если и попадешь ты в плен, тебя вернут. Живой или мертвый, но ты должен вернуться на свою землю.

И вот наконец мы в Иерусалиме, где были упокоены тела святой Елизаветы Федоровны и ее сподвижницы инокини Варвары. То, что город святой, чувствуют даже самые толстокожие из циников – многие делают усилие, чтобы сдержать слезы, или не сойти с ума, или не танцевать перед воротами, как это делают православные арабы.

Елизавета Федоровна на Святую землю приехала в 1888 году вместе с мужем Сергеем Александровичем. Тогда еще она была протестанткой и перед иконами вместо поклонов делала реверансы. Вероятно, эта поездка и стала поворотным пунктом в принятии сложнейшего решения – перехода в православную веру.  В 1891 году, через три года внутренней мучительной борьбы и сомнений, она приняла православие, написав перед этим своему отцу: «Я все время думала и читала и молилась Богу – указать мне правильный путь – и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти настоящую и сильную веру в Бога». В Гефсимании на Масличной горе Елизавета Федоровна сказала: «Как бы я хотела быть похороненной здесь!» Святая земля исполнила ее желание. Здесь ее и положили, когда она прошла свою Голгофу, – в месте, с которого начался крестный путь Иисуса. Потому что именно в Гефсиманском саду, оливы которого, как говорят, еще помнят Христа, было то самое «моление о чаше». В ночь перед тем как его взяли, Христос, взяв на себя человеческую природу, испытал самое страшное – богооставленность, смертный ужас и страх неотвратимости чаши, которую он добровольно решил испить по безмерной своей любви к людям. В Евангелии сказано, что Иисус молился до кровавого пота. Один. Его оставили даже ученики. Просто-напросто заснули в самый страшный для него час.

Это особенное чувство – когда ты проходишь по Старому городу, когда заходишь в Преторию – место, в котором Христос ожидал смерти. И поэтому мы не удивились, когда по дороге к храму Гроба Господня встретили процессию китайцев, которые несли огромный крест по дышащим сухим зноем иерусалимским проулкам. Это было так символично – встретить человека, несущего крест, что легко можно было внутренним взором увидеть кровью залитый лик, кровь, терновый венок, стертые ладони и плечи, почти упавшие под страшной непосильной тяжестью креста, благословляющие губы, растерянную толпу, солдат, услышать свист бича и крики вслед. Все это в прямом смысле помнит каждый камень. Именно здесь ощущаешь связь времен – евангельского «времени она», времени, когда была здесь одна из прекраснейших душой и телом женщин Елизавета, и нашего времени – циничного и неблагоговейного.

Мария-Алиса Вадимовна Свердлова