Сюда приходят не просто покупать фрукты-овощи, а общаться, радоваться жизни, солнцу.
...«Боинг-767» торопился покинуть московскую землю. Командир экипажа авиалайнера произнес положенные в таком случае приветствия аж целых три раза, причем самым первым – на узбекском. Из промозглого дождливого конца сентября мы улетали в жаркий Ташкент, в +40 градусов которого против здешних +5 предстояло поверить спустя всего три с небольшим часа полета.На борту не было ни одного свободного места, и, когда самолет приземлился в столице Узбекистана, показалось невероятным: сколько же людей возвращается к себе домой, очевидно, после трудового сезона в России?! В маленьком пространстве перед восемью окошками паспортного контроля скопилось огромное количество народа – одновременно с нашим прилетело еще несколько самолетов из других российских городов. Понять, кто в какой очереди должен стоять, было абсолютно невозможно – несмотря на спецпроходы «только для граждан Узбекистана», смуглые черноволосые и в основном молодые люди 20–35 лет с зелеными паспортами в руках группировались не по двое-трое, а большими толпами. Потом кто-то в дальнем конце зала кричал кому-то «Бях ка ке!», что даже без перевода понималось как однозначное «Иди сюда!», и вся людская масса, стоявшая настолько впритирку друг другу, что если шевелился один, то рядом стоящему приходилось поневоле повторять все его движения, начинала усиленно колыхаться, выдавливая из себя пробиравшегося к заветному окошку счастливца. Но никто не ругался и локтями не пихался. «Куда торопиться?» – как-то не к месту раздумчиво сказал мне рядом стоявший седой узбек, ездивший в Казань навестить сына, который учится, кажется, в летном училище. За те полтора часа, проведенных в хаотичной душной очереди, довелось услышать немало историй, кто, зачем и на сколько ездил в Москву и далее везде.
Удивительно, но узбекские пограничники особую бдительность проявляли именно к своим гражданам – каждый подошедший к пропускному пункту стоял там подолгу. «А как же?! Должны проверить, туда-сюда, вдруг виза уже просроченная или вообще поддельный паспорт», – на ломаном русском объяснил один парнишка из Самарканда, сочувственно отреагировав на мои полуобморочные вздохи.
Вот это выражение «туда-сюда» потом встречалось в ташкентских разговорах постоянно, при самых различных ситуациях и темах, к концу своего недельного пребывания в родном городе я не заметила, как сама стала вовсю пользоваться этим, в общем-то, паразитическим оборотом, но зато очень емким и понятным собеседнику. (А самое точное его употребление – при заварке чая. Когда, прежде чем выпить пиалу ароматного зеленого чая, надо дважды перелить его «туда-сюда» из чайника и обратно.)
В общем, когда в мою краснокожую заграпаспортину улыбчивый пограничник поставил печати практически не глядя, я, ликуя, ринулась на свободу. Но не тут-то было… Впереди был таможенный контроль и почти такие же очереди, что и раньше. Потому что у каждого из узбеков так же досконально, как и паспорт, проверяли теперь багаж: заставляя вскрывать обернутые несколькими слоями липкой ленты тюки, сумки, коробки, вдумчиво изучали содержимое. «Можно ввозить только по одному импортному телевизору, телефону, компьютеру», – мой словоохотливый самаркандский парнишка снова был рядом, и так я узнала, что российская бытовая техника, попавшая в разряд импортных товаров, пользуется здесь повышенным спросом.
Впрочем, не только товары из РФ вызывали у стоявших людей уважение. Представив, сколько же времени предстоит еще выстоять, я буквально взмолилась к стоявшим впереди:
– Пропустите меня, пожалуйста, у меня нет ни одного телевизора, магнитофона, да и телефон уже б/у, и вообще меня уже ждут на выходе.
Но очередь, преимущественно мужская, неодобрительно молчала.
– Вот вы какие… А ведь вас так в России не встречают, – чисто по-женски ударилась я в упреки.
И тут, словно по команде, все мужские головы, до сих пор демонстрировавшие только затылки, повернулись ко мне.
– Идите сюда, проходите, – замахал руками самый первый.
– Даже раньше себя пропускаете? – не поверила я своим глазам, но тут мой чемоданчик стали передавать из рук в руки вперед.
«Ты попробуй, какой вкусный, а?»
Фото Александра Марговского |
– У вас что-то течет, – благодушно заметил мне таможенник, пропустив мой багаж через черную ленту-контролер. И вовсю стал оправдываться, когда обалдевшая от жары, толпы и суеты я зачем-то решила обвинить во всех своих бедах именно его: «Это не я вам все разбил, не я! Проходите быстрее!»
Изрядно пощипанная, но непобежденная, я наконец-то вышла из здания аэропорта, где уже ждали меня давно изнывавшие на жаре друзья, родственники. Мой дорогой, родной и гостеприимный Ташкент распахнул мне свои солнечные объятия: «Я вернулась в свой город, знакомый до слез…»
Наверное, излишне сейчас, когда московское небо затянуто тучами и кажется, что вот-вот пойдет то ли дождь, то ли снег, дразнить читателя яркими и живописными картинками с узбекских базаров, где целыми рядами выставлены сначала лепешки самых разных размеров и вкусов, потом восточные сладости «ты только попробуй, какой мьёд!», огромные помидоры, зелень в необъятных количествах, виноград, персики, потом развалы дынь, арбузов…
Все хочется попробовать, понюхать, и как тут устоять и не купить то да се, не походить туда-сюда?! Но главное – нужно обязательно торговаться. И не важно, что в перерасчете на российские рубли это без преувеличения стоит сущие копейки. Главное – сам процесс, азарт, в который ввергаются все стороны – продавец, покупатель и публика, которая тут же принимает деятельное участие в происходящем.
На ташкентском базаре Чор-су вместе с друзьями покупали в подарок знаменитые узбекские ножи из Чуста в количестве пяти штук. Стартовую цену удалось сбить в два раза, но чего это стоило?! (Чтобы диалог получился, обязательно употребление таких слов, как «сестра», это ко мне по-русски, и «ака», это к нему, старшему брату, в переводе с узбекского.)
– Сестра, – клянется хозяин ножей, – больше не могу ни одной тысячи уступить (1 тысяча узбекских сумов – это примерно 12 наших рублей), у меня сейчас сердце разорвется!
Пару раз он швыряет ножи опять в стеклянную витрину, потом я делаю вид, что ухожу, потом начинают продавца уговаривать зеваки: мол, ты, что, бессовестный, не можешь уступить нашим дорогим гостям российским?
В итоге расстаемся друзьями, обнимаемся, растроганный ака делает вид, что не замечает, сколько мы набрали глиняных сувениров и магнитиков с видами Ташкента и Узбекистана в качестве подарка-уступки, и начинает вспоминать, кто из его родственников и около какого метро в Москве живет, где работает или учится. А потом по дружбе подсказывает, у кого на базаре нужно покупать лучшие восточные пряности, сладости. И радостно хохочет, наблюдая, что аналогичные торги-битвы, но уже его не затрагивающие, начинаются у обладательницы пахучей зиры (пряность, делающая неповторимым вкус плова).
А вкуснейшие шашлыки, которых никогда не сыскать в Москве, в которой, казалось бы, все есть…
Если вам повезет и из российского ненастья вы вдруг окажетесь в фактически всегда солнечном и радушном городе моего детства, не поленитесь съездить в Старый город. Помимо исключительно положительных эмоций – все куда-то спешат, но по-восточному неспешно, улыбаясь, здороваясь даже с незнакомыми людьми, – вы ощутите в полной мере узбекское гостеприимство, фонтанирующее детской непосредственностью. И когда попадете в рай, состоящий из огромного количества съедобных рядов, где на ваших глазах готовят пловы, манты, шурпу, манпары (если все перечислять, то будет очень долго), не откажите себе в любезности – пройдитесь туда, попробуйте все, что вам там предлагают. И, возможно, тогда, хотя бы на миг, вам захочется остаться там, где в узбеке никто не видит гастарбайтера, где всегда солнечно, зелено и много фонтанов, где, несмотря на бедность, вам всегда будут искренне рады – только потому, что вы из России, а значит, очень уважаемый человек.