Велимир Разуваев
Экспонаты на выставке заняты своими делами.
И вот совсем недавно я попал на выставку в Ветошном «Тайны тела. Вселенная внутри». Для тех, кто не в курсе: на выставке представлены настоящие трупы. Мало того что настоящие – еще и без кожи, чтобы проиллюстрировать работу мышц и различных систем человека. Выставку эту видели многие, только не все об этом помнят. В «Казино «Рояль» Джеймс Бонд в окружении тел, обработанных при помощи полимерной консервации, разделался с греческим террористом Димитриосом. Греческая принадлежность злодея – деталь занятная, но это всего лишь совпадение.
Анонсированная как анатомическая, выставка будоражит воображение прежде всего как источник ассоциаций. В памяти всплывает Питер Брейгель Старший со всеми своими масштабами ужасов, поздний Гойя со всеми своими подсознательными страхами… Чего уж далеко ходить: рефлектирующий Геннадий Добров, рисовавший калек и безумных, и авангардные веселые братья Чепмен с их нацистами-зомби – все в той же когорте странного и пугающего. Потому что именно такое представление складывается у обычного человека, который идет глазеть на обнаженные капилляры сердца.
Купив недешевый билет (600 руб. в будни, 750 руб. в выходные), подготовившись физически и морально, зритель попадает в небольшой зал, освещающий историю анатомии от древнеегипетских папирусов до открытия Вильгельмом Рентгеном икс-излучения. «И где трупаки?» – вопросил молодой человек у своей девушки, зайдя вслед за мной. «Трупаки» ждали впереди.
Пространство выставки разделено на шесть залов согласно системам человека: опорно-двигательная, нервная, мочевыделительная и репродуктивная, дыхательная, пищеварительная, сердечно-сосудистая. И если современного зрителя вряд ли поразит вид скелета, то другие экспонаты – без кожи, с оттопыренными мышцами, больными легкими, переломами, разрезанные, застывшие в молчании и словно готовые схватить тебя, стоит дотронуться, – очень даже могут. Все в них, кроме глаз и некоторых металлических протезов, – настоящее. Понимание того, что глаза, несмотря на сходство с натуральными, все же искусственные, как-то упрощает появляющееся странное чувство. С одной стороны, это анатомическая выставка, и все тела на ней – экспонаты. С другой – это когда-то живые люди, а присутствующие – не да Винчи или Микеланджело, которым выставка, безусловно, очень бы понравилась. Им не рисовать, не создавать статуи. Отчего поначалу теряешься.
Потому что все вокруг находится на грани. Если Дэмьен Хёрст мог выпотрошить корову и представить это как произведение искусства, то с человеком подобный номер не проходит. Любой посыл тут – кроме как «берегите свое здоровье» – аморален. Речь все-таки идет о смерти. Смысл заложен только один – мы люди, и жизнь внутри нас сложна и многообразна. Смерть отходит на второй план, иногда парадоксальным образом вклиниваясь в процесс восприятия – экспонаты застыли в самых разных позах: кто играет в шахматы, кто на велосипеде едет, кто стреляет из лука. Они занимают центральные позиции в залах, в то время как на периферии находятся различные письменные материалы и части тел. Последние пугают. Увидев искривленный позвоночник, сидеть на стуле криво уже не хочется.
 |
| Консультанты помогают посетителям разобраться в тайнах тела. Фото РИА Новости |
– А это, это… – сдвинув брови, говорит девушка, указывая на часть экспоната.
– Да, это член, – отвечает ей подруга.
Идешь по темным залам дальше и замечаешь, что восприятие выставки окружающими становится глубже и серьезнее. В ход идут консультанты – студенты медицинских вузов. «Да где же эта печень?» – в недоумении проносятся мимо один из таких консультантов и две женщины лет 30. Печень найдена, студент высвечивает ее лазерной указкой и начинает увлеченно рассказывать о крови, болезнях, приводит какие-то примеры, внимательно выслушивает вопросы и отвечает на них с почти нездоровым огоньком в глазах. В принципе обращаться к консультантам за помощью совсем не обязательно. Можно присоседиться к какой-нибудь более просвещенной личности, которой общение с подкованным в анатомии медиком в радость, и слушать познавательную беседу профессионалов.
Хотя ассоциации не покидают до конца. Видимо, дело в человеческой природе – потребность в мифологизации, столкнувшись с объектами подобной силы, получает выход. И ведь не только страшно, но и красиво – возьмите хоть кровеносную систему, опутывающую легкие. Или всевозможные разрезы тел – продольные и поперечные. Фанаты Гигера остались бы довольны. Ведь, несмотря на все заявления о принадлежности выставки к исключительно анатомической тематике, мифология рано или поздно берет свое. Тот же экспонат с оттопыренными мышцами – будто ангел смерти. Получается этакое искусство анатомии. А потому вкупе – не страшно, не красиво, не пугающе – странно. Это слово, уже несколько раз использованное в статье, – пользуется на выставке наибольшей популярностью.
Достаточно почитать отзывы посетителей, вывешенные в последнем зале. «Очень классные экспонаты», – пишет ребенок. «Современное искусство + наука = креатив», – пишет посетитель постарше. Благодарят экспонаты. Говорят, что бросят курить. Пишут о страхе, шоке, интересе. Находят разные смыслы. И поражаются, потому что странно. Тут все глубже. Воспитанные в как ни крути христианской традиции, мы воспринимаем покойников как нечто сакральное. А выставка, конечно, бьет по святому. Она обнажает страхи, человек тут – животное. Среди органов не найдешь душу, сознание не мелькнет в глазах, пальцы мертвеца не вздрогнут. Потому и воспринимается все это отчасти как святотатство – не в плане веры, а именно как физическая невозможность смерти в сознании живущего. По аналогии с названием работы того же Хёрста, где мертвая акула с разинутой пастью была погружена в формальдегид.
И вот приходишь к вопросу о том, почему же так странно. Наверное, все-таки дело в смерти. Геракл сдирал кожу именно в муках, и впечатления об истории другие. Там смерть была полна страданий. Тут – страданий нет. Смерть здесь холодна и почти равнодушна. Нет отвращения на лицах посетителей. Мифологизируешь в спокойном состоянии. На ум приходит эпикуреизм: «Пока я существую, смерти нет; когда есть смерть, меня более нет». И выводишь один общеизвестный, простой, но полный бесчисленных смыслов тезис: мертвые оказывают на живых гораздо более сильное влияние, чем живые на мертвых.
Дарья Гармоненко