Светлана Гаврилина
Простенькие сувениры ждут богатых туристов. Фото Владимира Захарина
На крыльце топчется мужичок из соседней деревеньки, в руках у него что-то длинное, деревянное, свежеструганое и до ужаса бесформенное. «Вот… косовища продаю…» На самом деле, мы последние люди, кому бы в голову могло прийти купить даже более приличное косовище. Да и у остальных с утра до вечера – жужжание бензокос, которые есть в каждом дворе – у дачников ли, у круглогодичных жителей ли (старикам взрослые дети косят траву по пять раз в сезон, приезжая из города). А если какой дед по старинке машет простой косой в неудобьях – косовище он сам вырубит-обстрогает, не за деньги же покупать, если лес кругом.
Мужичок смотрит с упреком, поворачивается, уходит в стелющийся туман. Я и не спрашиваю, сколько стоят эти струганые жерди, которые он, ссутулившись, волочет на себе. И сто рублей могут, и тысячу. Когда-то американский муж моей знакомой сделал вывод, задумчиво глядя на ржавые, битые «Жигули» с надписью «Продается» и несуразной ценой: «Я, кажется, понял, по какому принципу у вас заявляют цены. Не столько, сколько стоит вещь, а сколько человеку нужно денег именно сейчас. Вот ему нужно 10 тысяч долларов». «Нужно» – не всегда много. Как-то у собора, где стоят нищие и барахольщики, купила за 50 рублей редкий сервиз 1950-х годов, стоящий в сотню раз дороже. Более того, в кувшинчике, когда стала мыть, нашла свернутую в трубочку 500-рублевую купюру. Пришлось отдать на благотворительность – не найти же было тех продавцов, у которых «горели трубы», тем более достоверного владельца заначки.
Только что мы останавливались в симпатичном новом отельчике, в приграничном древнем российском городке. От hotelьчиков по ту сторону границы его отличали только более высокая цена за номер и обилие комаров вокруг. В уютном внутреннем дворике разговорились с владельцем. Самой большой проблемой он назвал кадровую, при том что весь городок без работы сидит, исключая пару десятков нищих бюджетников: «Я долго не понимал. Приглашаю людей, предлагаю зарплату. Не безумную, но прожить можно. Вроде работают. А потом их одолевает вера в чудо. Кто-то им сказал, что на сувенирке можно сделать сотни тысяч. И они уходят. Конечно, никаких огромных тысяч. Стоят вон под тентами, грустят. Был у нас самородок, на гармошке отлично играл. У меня тут всякие проекты есть, платил я ему. И вдруг отказывается играть: «К Надежде Бабкиной позвали, послезавтра в турне поеду, а вы меня в черном теле держите», – и глаза сияют. Грешным делом, я поверил, порадовался за самородка. Невозможно такое сияние глаз подделать. Оказалось – абсолютная фантазия. А потом он просто запил».
Шли мы мимо этих тентов с сувениркой. Тот же упрек в глазах: мы же все «богатые туристы» – почему же не хотим купить эти одинаковые повсюду (от Новгородского кремля до питерского канала Грибоедова – ну у нас больше всяких Адмиралтейств и Петропавловок made in China) керамические домики-подсвечники, берестяные туески, столь же похожие друг на друга китайские лягушки и змейки, одинаковые «обереги» и «именные иконки»? Или аляповатую «ручную работу» – огромные варежки, кособоких собачек и мишек? На самом деле, у нас вся квартира забита безделушками, купленными дорого или дешево в разных местах – от случайных блошиных рынков до народных праздников-ярмарок. Это воспоминания о городах, о встречах, запахах и звуках. Но покупать вещичку, при взгляде на которую будет вспоминаться вот этот упрек-надежда в глазах (а ведь не отвяжется, не будет из ума идти), не хочется.
А потом – уже не на машине, а на велосипеде – я еду по трассе Москва–Петербург. Трасса людей кормит. Например, тех, которые меня накормили борщом в типичной кафешке для дальнобойщиков – с клеенчатыми скатертями и букетиками ромашек на столиках. Дальнобойщики часто обедают не на стандартных заправках, а именно в таких местах, с ромашками на столиках. Здесь и душ есть за 100 рублей, и разливной квас, борщ пахнет борщом, а гуляш гуляшом, и хозяева носятся с тарелками, не забывая улыбаться.
 |
| На дорогах покупателя заманивают по-старинке, предлагая ягоды ведрами. Фото Алексея Мальгавко/PhotoXPress.ru |
Но велосипед – транспорт медленный, и если на машине проносишься мимо вывешенных картонок с надписями «унты», «клюква», «морошка» – то тут можно подъехать неторопливо: «Почем морошка?» Равнодушно: «250». За пол-литра этой бедной расплавленной с утра на солнцепеке морошки. Не уговаривают, не нахваливают целебную ягоду. И с банными вениками так же стоят. Веники тут же на трассе и заготавливают. Треск стоит, думаешь – опять лось на дорогу идет, а это человек березовые ветки ломает.
Летом меньше смотрят телевизор, чем зимой. За семь лет я только один раз слышала, как наши сельские обсуждали телепередачу про Брежнева. Бабушки ворчали: «За колбасой и маслом в Ленинград ездили. Везешь туда ягоду на продажу – ведер-то пластмассовых не было, ягода мнется в корзине, сок по ж... е течет, тьфу. А они тут пока-азывают». Но все-таки смотрят. Про «богатую» жизнь. Брызги шампанского, яхты, бриллианты, ну, или украденные миллиарды. Что по сравнению с этим 250 рублей? И если в день пол-литра–литр удастся продать – это повод и завтра стоять на жаре (перед этим покормив в лесу комаров) в надежде, что еще чуть-чуть – и можно разбогатеть. Не в чуде дело, а в сведении концов с концами? И это есть. А вы попробуйте попросите этого дядьку починить вам забор, а эту тетку сделать уборку в доме. За меньшее время и за другие деньги. Не согласятся.
В сельпо местное тепличное хозяйство реализует огурцы-некондицию по червонцу за кило. Берут помногу – свои есть не у всех, а эти, пусть большие и страшные, по вкусу ничем не хуже «ашановских» или «лентовских». И тут же на трассе стоят продавцы «своих» огурцов. За 80. С тем же упреком в глазах – растили-трудились, а эти «богатые» привыкли «химию жрать».
…А мужичок с косовищами раньше корзины плел. Под картошку, для рыбы на рыбалку, для грибов-ягод. Прочные, удобные. И из беленого прута, декоративные. Мы предлагали ему делать на заказ, друзья просили и круглые, и овальные, большие и поменьше. Но он заявил, что больше не будет плести корзины, на этом не заработаешь. И, пожалуйста, косовища.
Загрустить не успеваем: утром из деревни нужно возвращаться к трудам. Проезжаем мимо маленького домика, рядом с ним стоит крашенный в ярко-синий цвет трактор с шильдиком «4х4». В домике бабушка живет. У нее, как в сказке, три сына. Младший непутевый и пьет, а старшие то дрова привезут, то речной песок накопают, то кирпичи кому доставят. Это их трактор, превращенный из бросового металлолома в синее веселое чудо. Причем не призрачное.
Санкт-Петербург
Дарья Гармоненко