Ложковская Афродита: голова закинута, тугая грудь натягивает купальник... Фото Евгения Лесина
Жизнь в городе деформирует восприятие. Кажется, весь мир сосредоточен вокруг тебя. Если нет вокзалов, кинотеатров, нет магазинов, баров – значит, нет ничего. Доподлинно известно, что через лысину бронзового вождя на площади проходит земная ось.
Сообразно своим представлениям о Вселенной мы делим все на важное и неважное, далекое и близкое, одухотворенное и бездуховное. Помните: «За МКАДом жизни нет»? Вот и я, увидев, куда нам предстоит отправиться, подумал: «Не ближний свет». И потом еще другими словами...
Как бы посмеялись надо мной жители заполярных городков или обитатели степных юрт, где расстояния меряются не десятками, а сотнями и тысячами километров! Объект совсем недалеко от Волгограда, а у меня в голове уже всплывают цитаты из «Затерянного мира» Конан Дойла.
Рядом с железнодорожным мостом через Цимлянское водохранилище есть населенный пункт со смешным названием Ложки. Изучив карты и сверившись с Интернетом, я узнал также, что самым крупным учреждением в поселке является психиатрическая лечебница, и еще больше уверился – конец географии.
Не считая меня, эколога, в нашу группу входят три геодезиста: веселый, шумный Эдик, задумчивый, отстраненный Денис и руководитель изыскателей энергичный и неунывающий Лев Исаакович. За рулем микроавтобуса наш кормчий Слава.
Утром мы встречаемся на железнодорожном вокзале Волгограда, прыгаем в микроавтобус и немедленно отправляемся в путь, чтобы избежать пробок. Да, и в Волгограде они тоже есть!
Я не успеваю толком увидеть город. Стремительно уносятся назад лепные гирлянды и звезды сталинских фасадов, мелькают многоэтажные новостройки и дачи частного сектора. Окраина «Волжской Ривьеры» сильно напоминает любой из крупных городов России. Не характеризует место, а скорее рассеивает его индивидуальность.
Но вот постройки остались позади, и за окном потянулись протяжные скулы обрывистых балок, покрытые сединами сухого ковыля. Зеленые полосы деревьев укрывают пути ручейков и малых речушек, стремящихся к Волге. Из травяных зарослей взлетают птицы.
Мы углубляемся в степные земли, несколько раз пересекаем железную дорогу. Наша цель в стороне от главной магистрали, и нам приходится потратить время на поиски нужного поворота. Обнаружив его, мы стремимся ускориться, но утыкаемся в небольшую пробку, скопившуюся перед узким и удивительно кривым мостом. Справа на небольшом удалении расположено странное сооружение. И оно движется! Вскоре становится очевидным, что это надстройка большого корабля. Мы достигли знаменитого Волго-Донского канала. Перебравшись через канал, некоторое время едем обширными яблоневыми садами. Они выглядят заброшенными и больше напоминают причудливый лес, чем культурную посадку.
Внезапно ряды деревьев остаются позади, и дорога погружается в золотистое сияние. Огромное пшеничное поле простирается насколько хватает глаз. Это великолепное, впечатляющее зрелище. Местность имеет небольшой уклон, и от этого даль становится глубже, вещественнее. Справа на внушительном расстоянии нам впервые открывается Дон. Полоса насыщенной синевы, подчеркнутая туманной громадой дальнего берега. Над нами безоблачная лазурь южных небес. Впереди – простор и золото, золото.
Разместиться в психиатрической больнице не получается. Главврач – цветущий мужчина с казацкими усами, категорично трясет розовыми брылями.
– Только для больных и родственников!
За его спиной жирная муха ползет по старому календарю от Ласточкина гнезда в направлении Ялты.
– Попробуйте на хуторах, – советует усач, – хотя вряд ли.
Мы с Львом Исааковичем выходим из ворот клиники. За КПП дышится явно легче. От рынка с пакетами идут больные. За ними надзирает пухленькая медсестра в нескромно расстегнутом белом халате – жарко. Интересно, что сделает эта улыбчивая пышка, если у одного из подопечных случится кризис? Возьмет хворостину и погонит смутьяна в палату?
Сумасшедшие с пакетами похожи друг на друга, как братья, – сухонькие загорелые мужички лет за 40. Когда мы проходим мимо, один из группы широко улыбается и сообщает:
– А завтра мы страусов пойдем смотреть!
– Не отвлекайся, Петенька, не отвлекайся. – Медсестра кивает нам и виновато объясняет: – У нас тут страусиная ферма рядом. Водим их посмотреть, чтобы не залеживались.
Вот как она с ними управляется! И псих ласку чует!
У насыпи Эдик с Денисом уже раскинули измерительную сеть, поставили приборы.
Узнав о том, что разместиться в клинике не получилось, ребята улыбаются с явным облегчением. Однако Лев Исаакович неудержим в своем желании отыскать местный ночлег. Хочет идти в администрацию, в МЧС, на хутора.
Я пожимаю плечами. У меня-то все давно решено – в Волгограде загодя бронь гостиницы. Сообщаю об этом коллегам. Ребята чешут затылки, думают. Только бывалый Слава сразу просит телефон.
Оставляю геодезов размышлять над ночлегом, беру рацию, приборы и ухожу за насыпь.
Иду через поле, покрытое серебристой степной полынью. Из-под ног стартуют мелкие коричневые кузнечики. Сверяюсь с картой, намечаю точки отбора проб грунта. Где-то здесь будет бытовой городок, сборочные стапели, причалы паромов. Ставлю на штатив шумомер, отмечаю время и температуру воздуха.
Теперь можно сделать несколько фото. Данные следует собирать тщательно. Особенно в таких отдаленных местах. Экран видоискателя поочередно ловит насыпь железной дороги, полынное поле, отдаленные хуторки и наконец останавливается на махине стального моста. Металлические фермы пролетного строения парят над широким разливом водохранилища. Есть в этом образе что-то небывалое, космическое. Нам, жильцам отдельных квартир, рабам стандартной кубатуры, трудно разом охватить такое грандиозное и протяженное сооружение. Взгляд стремится сосредоточиться на частностях, отказываясь фиксировать главное.
Приближаюсь к невысокому обрыву – обиталищу ласточек. Птицы взлетают над своей песчаной коммуной. Вжих-шурх! Проносятся передо мной маленькие упругие тела. Звенит в нагретом воздухе тревожный свист.
Под обрывом пляж. Не то чтобы дикий, а недоблагоустроенный. На песке отдыхает местная молодежь. Ближе к насыпи под акацией виден знакомый красный микроавтобус – Слава переставил машину в тень. Внезапно тишину нарушают громкое тарахтение и скрип. Из-за холма, расшвыривая песок, вырывается древний мотоцикл. В клубах синего дыма, в чешуе облупившейся зеленой краски он похож на маленького сварливого дракона. За рулем паренек лет 14, рядом в импровизированной люльке из деревянного ящика примостился ровесник-пассажир. Он прижимает к груди белый целлофановый пакет.
Машина-зверь замирает почти у самых голов загорающих.
– Принес? Давай скорей! – навстречу мотоциклистам поднимается девушка. Еще очень юная, но уже влекущая ранней упругой красотой, скорее звериной, чем человеческой. Гонец нехотя отдает свою ношу. Ложковская Афродита хватает подношение, вытаскивает из пакета бутылку водки и, махом свернув крышку, начинает жадно пить прозрачную жидкость. Голова запрокинута, тугая грудь натягивает голубой купальник.
– Зачем дал? Это ж Галка! Она одна все выжрет! – кричит на своего компаньона раздосадованный водитель.
У меня на боку оживает рация. Эдик зовет к машине. Они заказали гостиницу в Волгограде.
– Вы изыскатели, понимаете? Изыскатели! Что за барство, в самом деле?! – сердится на ребят Лев Исаакович. Те виновато разводят руками. Только видно, что им совсем не стыдно.
– Да я, если нужно, могу на скамейке в парке, на земле... – Лев Исаакович качает седой головой, на стеклах очков вспыхивают солнечные блики. – А завтра что, опять машину гнать?
– Мы успеем, – улыбается Эдик, тихий Денис только кивает.
– Ладно, что с вами делать, бунтовщики! – Главный изыскатель поворачивается ко мне: – Какая там у тебя гостиница?
Мы работаем до заката. И только когда первые звезды восходят над Цимлянским плесом, начинаем собираться в обратный путь. Мимо проезжает давешний мотоцикл с коляской-ящиком. За спиной водителя примостилась Галка. Она пьянее вина. За мотоциклом пешком тянутся остальные ребята. Они настороженно смотрят на нас, но все же проходят мимо. Они, словно те ласточки с обрыва, чувствуют тревогу при появлении чужаков. Чутье не подводит юных аборигенов. Изыскатель в поле – вестник перемен.
Пройдет немного времени, провернется маховик бюрократической машины, и проект нового моста найдет свое воплощение. Меняя окрестность, оживляя сонную жизнь недалекого, но затерянного в пространстве и времени поселка.
Мы покидаем Ложки. За нашей спиной темнеют кручи меловых увалов, млеют на закате воды широкого плеса, и головы страусов поворачиваются над оградой загона вслед удаляющемуся автомобилю.