Магия озлияний. Пьер Огюст Ренуар. Завтрак гребцов. 1880–1881. Собрание Филипса, Вашингтон
Тот особенный самогон я пила в деревне Ковакса, недалеко от Арзамаса. Мы там были по журналистскому заданию: Коваксу тогда съели майские жуки. На ветках сидели миллионы этих почти инопланетных тварей. Все только что распустившиеся листочки на деревьях и кустах были обглоданы. В тишине можно было слышать зловещее потрескивание, хруст жучьих челюстей. Местные жители флегматично рассуждали о вселенском конце света. И атмосфера в деревне казалась какой-то нереальной, осененной иным присутствием.Угощала самогоном нас сельская учительница. Мы с фотокорреспондентом забрели в ее дом, собирая впечатления о нашествии жуков. А она сказала, что если мы уйдем и не выпьем, это будет для нее и всей ее семьи большим оскорблением. И было в ее спокойном голосе что-то учительское, то есть не терпящее возражений.
Помню, мы больше молчали, когда пили. И ничего особенного поначалу не происходило. А потом возникла та самая особенная атмосфера, когда говорить тем более не надо. И показалось невозможным уйти. И жалко было водителя, который одиноко дремал за рулем на улице и был лишен всего этого. А потом в один момент как-то стало понятно про все – про устройство мира, про то, что все в нем связаны, про конец света и про то, что многое на самом деле не так важно. И про важное открылось тоже. И про съеденные листья, про жуков между делом. ...И про любовь.
Тогда я почувствовала, что самогон может быть духовным напитком. А может им и не быть. Он бывает и «белым», и «черным», как магия. Легким и тяжелым. Разнится не только вкусом, запахом, цветом, градусом, содержанием сивушных масел, характером опьянения и похмелья. Он разнится и создаваемой им атмосферой. Может наводить на лирический или аналитический лад, а может тупить и подавлять. И его настроение капризно, как у недолюбленного ребенка.
Сам процесс вполне соответствует всем признакам алхимического поиска. Тут и возгонка, и поиск истины. Но что есть истина? И результат прежде всего зависит не от заимствованных рецептов, а от намерения, навыка, настроя, духовной силы и нравственной чистоты автора.
Настоящий, с душой выкуренный самогон – вообще напиток элитарный. Как вообще элитарна в России индивидуальность.
В советские времена самогоноварение было атрибутом фрондерства, культурного диссидентства. Андрей Макаревич в своей «Занимательной наркологии» посвятил самогону отдельную, третью, главу. Как однажды он пришел на поэтическое сборище домой к Бахыту Кенжееву, но, по неведению, ничего с собой не принес. И как на его глазах поэт превратил темно-бурую жидкость с надписью «Морилка» в джин. Спиртовка, большая стеклянная колба, стеклянный же змеевик, несколько можжевеловых шишечек из потайного мешочка, две возгонки, пустая бутылка из-под Gordons – и все было готово.
Сейчас опять в чести домашнее винокурение. На Центральном рынке в Нижнем Новгороде, по словам знатоков, можно найти все для самогонного аппарата. Но для качественного самогона лучше покупать запчасти через Интернет. Перипетии производства горожане обсуждают там же, в Интернете, на форуме на городском портале. Мол, первый прогон надо делать на максимальной скорости. И где купить китайские дистилляторы. Умельцы гонят не только исторический русский самогон, то есть хлебное вино, но и собственные кальвадос, виски, бурбон, чачу. Жаль, говорят, что для рома и текилы в России нет сырья.
Как любая независимость, и эта испокон веку давалась непросто. Государство веками склоняло граждан к употреблению казенных напитков. Их продажа становилась главной статьей бюджетных доходов.
Государственные кабаки с санкции властей начали щедро открываться при царе Алексее Михайловиче Тишайшем. Как писал известный историк Сергей Соловьев, ведро вина тогда обходилось казне в 20 алтын (то есть в 60 копеек), а разлитое по чаркам уходило за 2 рубля. Самогоноварение же было фактически объявлено вне закона. Курить собственное вино разрешалось только лучшим посадским людям, да и то понемногу.
Стол, дом, самогон. Фото ИТАР-ТАСС |
Зато государственность при Алексее Михайловиче, несмотря на все бунты и церковный раскол, неплохо укрепилась.
Иное происходило, когда государство, наоборот, поощряло самостийное производство алкогольных напитков. Не прямо, конечно, опосредованно – вводя сухой закон. Еще Иван Грозный запретил в Москве торговлю водкой, оставив лишь единственный кабак для опричников. Следствие это или просто совпадение, но с его правлением сошла на нет династия Рюриковичей, наступил кризис государственной власти, началось смутное время.
После этого сухой закон вновь наступил только в начале ХХ века. Государственная Дума ввела его накануне Первой мировой войны. Пили, конечно. Самогон, брагу, политуру, медицинский спирт, кто что мог. Но государство уже перестало быть связующим нацию галлюциногенным фактором. На фоне этого сухого закона пало самодержавие. Затем последовали еще и большевистская революция да гражданская война.
Ну а бражный период во время антиалкогольной горбачевской кампании – это уже недавняя история. И это уже мы были свидетелями очередного кризиса российской власти. И можем сами сделать вывод, какую роль в кончине СССР сыграли все те 5-, 10-, 20-литровые бутыли с брагой, что стояли тогда в квартирах, голосующие резиновыми перчатками за свободное потребление.
А что теперь? По данным Росстата, розничная продажа водки в первом квартале этого года упала на 7,8% – до 34,8 млн. декалитров по сравнению с прошлым годом. Это связано прежде всего с повышением акцизов. Производство водки сократилось за те же три месяца еще сильнее – на 25,4%. Как свидетельствуют аналитики алкогольного рынка, в этом году россияне стали меньше покупать водку прежде всего дешевых ценовых сегментов. Вряд ли те, кто предпочитал выпить подешевле, стали трезвенниками.
И это уже про «черный» самогон, про тот, что обладает темной магией. Рецепты которого не выкладывают в Интернете. И который, кажется, и способен многое натворить. В том числе и российскую историю.
Нижний Новгород