В советское время внимательнее относились к детскому творчеству. Фото РИА Новости
Когда видишь его работы, не веришь, что Юре Лемплу всего 14 лет. Они запоминаются не только профессиональным исполнением, но и оригинальностью. Мальчик рисует маслом триптихи – серии из трех картин, объединенных творческим замыслом, так что каждая служит продолжением другой. Еще более впечатляют его витражи. По работам Юры можно проследить «географию» его интереса к дальним землям, путешествиям – Байкал, закат на Камчатке, словенское озеро Блед, пейзаж на Мальдивах... Многие из них выполнены по фотографиям, которые мальчик сделал сам, другие виды он подсмотрел в Интернете.Впервые я увидела картины Юры в Женеве, на Международной научной конференции, посвященной самому глубокому озеру в мире, – это был как раз байкальский триптих. И вот на детской художественной выставке «Голубая планета Земля», которая проходила в Центральном доме ученых РАН, мне посчастливилось познакомиться и с самим автором, и с множеством других его работ. Рисунки ребят так гармонично дополняют уникальный интерьер бывшего особняка, что создается непередаваемая атмосфера.
Международная лига детского и юношеского творчества «Наше будущее» уже не в первый раз проводит подобную выставку в здании памятника истории. До этого были Смольный дворец, Царицыно, Исторический музей Кремля. Видя такое сочетание, невольно задумываешься о том, что подобные шедевры зодчества – своего рода сверхзадача для юных талантов, которые готовятся стать не только пейзажистами или, скажем, декораторами, но и архитекторами. Высшая школа, как никто другой, заинтересована в том, чтобы пополнить ряды учащихся талантливой молодежью. Поэтому в подобных выставках обычно принимали участие студенты, способствуя тем самым преемственности поколений. Таких вузов немало – МАРХИ, Строгановка, Академия имени Глазунова и даже Международный центр имени Ломоносова в Женеве (МЦЛ), где существуют спецкурс «Искусство и право» и программа «Актерское искусство», планируется открытие программы «Искусство и дизайн».
Практически каждый из нас прошел через некую школу искусств или Дом пионеров, причем, как правило, это не имело отношения к взрослой жизни и карьере. Сколько людей научились играть на фортепиано, чтобы по окончании музыкальной школы уже никогда за него не сесть! Я тоже занималась и в школе искусств, и в Доме пионеров, меня там учили балету – в общей сложности около трех лет. С тех пор остались только воспоминания о драматических отношениях с однокашниками (в детстве меня считали гадким утенком), симпатия к песне Barbie Girl, под которую мы исполняли один из танцев, и отличная растяжка. Ради нее эта игра, конечно же, стоила свеч.
Ребята, которые рисуют для выставок, тоже совсем не обязательно свяжут с этим занятием свою профессию. Но это не отменяет того, что тех же молодых архитекторов нужно готовить начиная со школьной скамьи. Вопросом допрофессионального образования и подготовки детей в общекультурном контексте занимаются очень немногие. Мне пожаловалась на ситуацию одна из профессоров МГСУ: «Поддержки государства в этом плане я не ощущаю. Раньше были дома культуры, дворцы пионеров. Может быть, на периферии эти традиции еще и сохранились за счет подвижников, но, скажем, 20–30 лет назад к этому вопросу существовало гораздо более серьезное отношение. А ведь это залог того, что в дальнейшем мы получим хорошо образованных в профессиональном плане людей».
Недавно я случайно попала на концерт студентов Театрального института имени Щукина, которые весьма вольно разыграли сцены из оперетт. На фуршете разговорилась с научным руководителем Ломоносовской и Президентской школ Маратом Зигановым совсем не на опереточную тему. Глава этих частных престижных московских школ уверял меня, что если с детским творчеством и есть проблемы, то они связаны с пассивностью руководителей художественных школ. Нехватку материального ресурса – а это первая причина, которая приходит в голову, – в отличие от государственных школ он, похоже, не ощущает.
А вот преподаватель одной московской «художки» с большим прошлым, где учится дочка моих друзей, оказался другого мнения. Да, есть некоторая поддержка государства, да, сегодня значительно участие коммерческих компаний и всевозможных фондов. Однако призом в любых конкурсах, организуемых в том числе и компаниями-миллиардерами, остаются «книжки и плюшевые мишки». Сегодня слишком многие аспекты жизни, что называется, переведены на рыночные рельсы. Маятник качнулся в другую сторону по сравнению с СССР, где думали о вечном, прекрасном, об общественном благе. С чеком на тысячу долларов в художественном магазине можно купить ровно столько, чтобы унести за один раз. Обучающие поездки приходится организовывать за счет родителей. Чтобы самостоятельно провести выставку, снять помещение, требуются неподъемные расходы. А выставок этих так много, что дети… не успевают рисовать. Префектура, округ, город, организации – все могут внезапно прислать запрос к какой-то дате. Но школа не фабрика, не хохломская роспись, где люди сидят на потоке – там есть программа. Кроме того, выставки всегда связаны с частными или политическими интересами, предлагают не слишком занимательные социальные темы… «Если в советское время давали грамоты, это было хотя бы престижно. Сейчас разных грамот куча, а кому они нужны? Хотелось бы увидеть реальную материальную поддержку».
Впрочем, деньги, вернее их отсутствие – это полбеды. В конце концов действительно на десять жадных и неразумных спонсоров найдется один толковый. Но тут вступает государство, которое, как выясняется, не только не помогает, но и мешает развитию детского творчества. Кампании по укрупнению московских школ, их слияние в так называемые образовательные комплексы пугает и преподавателей, и родителей. Боятся, разумеется, главного – разрушения системы образования во имя экономической целесообразности, ведь слияние происходит из расчета «рентабельного» количества учеников школы. На такой мегаполис, как Москва, и так приходится всего 10–11 художественных школ. Зачастую они расположены в плохоньких помещениях и могут принять ограниченное число учеников. Преподаватели шутя предлагают властям объединить какую-нибудь школу… с метрополитеном или фабрикой. Какие копейки можно выгадать на этой реформе, учитывая масштабы коррупции? Сама такая реформа, требующая переделки всей структуры школ, вплоть до лицензий, аккредитаций, печатей и бланков, повлечет огромные затраты.
А вместе с тем Юра Лемпл, как и десятки тысяч других детей, продолжает рисовать. Танцевать, играть, создавать. В естественной тяге к творчеству их не останавливают ни отсутствие спонсоров, ни страхи преподавателей, ни глупые решения чиновников. Как в старом стишке Агнии Барто из нашего детства: «Драмкружок, кружок по фото, а еще мне петь охота. А за кружок по рисованью мы тоже все голосовали». Кто знает, может быть, и в наше время появятся свои меценаты, свои Саввы Морозовы и княгини Тенишевы. Может быть, как в прежние времена, у нас будут не просто играть на фортепиано, а любить классическую музыку, не просто учиться балету, а изысканно танцевать на балах (пардон, дискотеках). И не подарят ли нам меценаты новое поколение архитекторов, готовых создавать новую эстетику городского пространства. Эстетику, которой пока славятся только памятники истории, где проходят выставки детского творчества.