Татьяна Ивженко
Теперь помощь может быть оказана и самым маленьким пациентам.
Фото с сайта Национального института сердечно-сосудистой хирургии им. Н.Н.Амосова
Изо дня в день, месяц за месяцем его утро начинается одинаково. На рассвете, пока город только просыпается, он держит в руках живое детское сердце, пытаясь исправить ошибку природы, из-за которой этому конкретному ребенку отведена короткая, исполненная страданий жизнь. Когда мы едем на работу, он уже сделал все, что в человеческих силах.
Сложно представить, каким должен быть человек, выбравший профессию детского кардиохирурга, проработавший в ней почти 30 лет – под постоянным грузом ответственности, которую большинство людей не могут себе даже представить. 250–350 операций в год – это значит, что почти каждый день в его руках жизнь или смерть маленького человека. Он хорошо помнит каждого ребенка, которого не смог спасти. Но те, кому он помог, могли бы составить население небольшого города: тысячи его пациентов живут, учатся, работают, рожают здоровых детей. И считают хирурга своим вторым отцом – открытки к праздникам почта доставляет мешками. Каким может быть этот человек – жестким, отстраненно-равнодушным, чрезмерно сострадательным, уставшим от всего?
...На территории киевского Национального института сердечно-сосудистой хирургии им. Н.Н.Амосова никто не удивляется вопросу, как найти Василия Лазоришинца. Сотрудники знают, что доктор принимает всех, не спрашивая о формальных направлениях и официально заверенных бумагах. Это – потом.
К нему идут, когда приговор уже вынесен другими врачами, когда счет идет на месяцы и дни. Как он может отказать? Однажды привезли грудничка, у которого по пути остановилось сердце. Лазоришинец на пороге схватил ребенка и побежал в операционную, на ходу читая диагноз, – мальчика спасли.
Люди в коридоре у кабинета с табличкой «заместитель директора института», слушая такие истории, стоят тихо: никто не осмеливается ни занять очередь, ни протиснуться вперед. Они пришли за шансом на жизнь. У этой очереди – свои правила.
Появляется доктор – высокий человек с широкими плечами, большими руками и по-детски открытым лицом. Явно очень уставший, но сохраняющий бодрость, улыбающийся, жизнерадостный. Быстро и спокойно выясняет, кто с чем к нему пришел, уверенно распоряжается, куда кого направить. И за несколько минут заряжает всех оптимизмом, какой-то солнечной энергией. Измученные тревогой люди начинают улыбаться, сквозь обреченность проступает надежда.
Он заходит в кабинет и меняется: выглядит как человек, для которого только что закончился один день и уже начинается другой, словно в его жизни есть второе измерение, из которого он возвращается в наше привычное бытие. Просит у секретаря кофе, шутит, быстро отвечает на телефонные звонки, устраиваясь с чашкой в хаосе миллиона подаренных ему детских рисунков-поделок-игрушек-безделушек. Времени у него всегда мало.
Кардиохирургию выбрал по стечению обстоятельств, которые можно назвать судьбой: в начале 1980-х к первокурсникам мединститута, среди которых был и Василий Лазоришинец, пришел Николай Амосов – живая легенда, великий хирург, ученый, философ. Эта встреча определила не только выбор юного студента, но и его отношение к работе: не рисковать, но и не бояться, сохранять ум молодым, живым, открытым к новым знаниям, чтобы постоянно двигаться вперед. Через два десятилетия, в конце 1990-х, Амосов написал в своей книге: «Василий Лазоришинец и Илья Емец делают такие операции, о которых мы когда-то и не мечтали».
К тому времени молодой хирург только пять лет проработал в детском отделении прославленного института. Его в числе других регулярно отправляли на стажировки в западные страны, в первую очередь – в США и Германию. Методики, которые там разрабатывались десятилетиями, украинским медикам приходилось осваивать в кратчайшие сроки. Зато условия, в которых развивалась кардиохирургия в СССР, не предполагали закостенелости действий по алгоритму, определяли гибкость подхода. А это, в свою очередь, позволяло молодым медикам предлагать и разрабатывать самые неожиданные и революционные методики. В 1993 году, когда Лазоришинец только пришел в Институт Амосова, после операций на сердце умирали до трети пациентов, а спустя 20 лет число летальные исходы сократились до 1,8%.
Лазоришинец мрачнеет, говоря о неудачах, ведь за статистическими показателями кроются жизни детей, разбитые надежды семей. И все же он помнит наставления Амосова: хирург не имеет права зацикливаться на смерти, которую невозможно было предотвратить, иначе он не сможет оставаться врачом и спасать тех, кого можно спасти. И второе: чтобы двигаться вперед, нужно оставаться хирургом-практиком. Поэтому Лазоришинец начинал день с операции даже в то время, когда работал первым замминистра здравоохранения. «На Западе, если хирург делает менее 200 операций в год, он считается недостаточно квалифицированным, даже, возможно, представляющим угрозу для жизни и здоровья пациента». Зато оперируя постоянно, врач расширяет зону своих профессиональных возможностей.
 Иногда хирургу кажется: есть все-таки высшая сила. |
…В 2010 году в Институт Амосова привезли 11-дневную девочку Соню с врожденным пороком, который до тех пор считался неизлечимым. «Синдром гипоплазии левых отделов сердца – это жизнь длиной в неделю-две после рождения. У ребенка отсутствуют один желудочек и одна восходящая аорта. С таким пороком в Украине рождаются 200–250 деток в год», – рассказывает Лазоришинец.
Он давно размышлял о возможности спасения таких детей, продумал и просчитал все детали сложнейшей операции. И наконец наступило время решиться на рывок вперед: Лазирошинец собрал своих учеников, и они одной командой вошли в операционную…
Та операция, которая дала вторую жизнь крошечной Соне, получила специальное название «Норвуд-1». О ней написали все украинские СМИ, ее детали обсуждали мировые специализированные медицинские издания. Сейчас, спустя два года, уже более 10 детей успешно перенесли такую же операцию, живут, растут, ничем не отличаясь от сверстников.
«Самое главное для кардиохирурга – ни на секунду не забывая об ответственности, самому до последнего верить в успех», – уверен Василий Лазоришинец. Ему приходилось исправлять ошибки коллег, доводилось вбегать в операционную, когда ситуация казалась уже безнадежной, он помнит случаи, когда сам удивлялся чуду: «Все-таки есть высшая сила – и над врачами, и над пациентами».
Он не хотел бы ничего менять в своем жизненном пути и считает это истинным счастьем. Отдых для него – то, что люди обычно называют серыми буднями. Он вроде ничем не отличается от тысяч и тысяч людей на улице. Но в отличие от миллионов он каждое утро начинает с того, что видит открытое детское сердце. Твердо держит скальпель, отдает четкие и жесткие команды большой врачебной бригаде. И верит, что все получится – еще одно сердце будет биться ровно и долго.
Киев
