Григорий Заславский
Сотрудники МИДа не всегда вызывают восхищение, а порой и вовсе обескураживают.
Фото Reuters
«Сергеев, огурцы!» – закричал наш первый секретарь, выглянув за дверь. Я люблю эту историю, она такая... теплая, домашняя, – нечасто, приходя в официальное учреждение, встречаешь такой вот теплый, домашний прием. А в нашем генконсульстве в Марселе нас встречали как родных, как будто они русских не видели сто лет, и от нас спешили услышать новости с Родины: ну и как там? Всё ли по-прежнему?
В детстве я решил, что стану дипломатом. Мне очень понравилось стихотворение Маяковского про товарища Нетто, вообще трудная и опасная служба наших дипкурьеров, которые с риском для жизни доставляют особо секретный груз, от которого всецело зависит счастье Родины, – я хотел быть таким же, как они, смелым и готовым на самопожертвование. Мама приносила мне из библиотеки книги про их незаметные подвиги, но, когда родители узнали про мой жизненный выбор, они быстро охладили мой пыл: «Мимо МИМО...» – и доходчиво объяснили, с чем это связано.
Ничего не поделать, я начал перебирать какие-то другие профессии, но восхищение перед дипломатами – осталось. Был в моей жизни момент, когда вдруг эта детская мечта едва не воплотилась в реальность, – мне предложили оформиться атташе по культуре в Варшаву, я раз или два посетил соответствующий департамент на Смоленской-Сенной, но там меня встретили не слишком гостеприимно. «Человек со стороны», я вызывал совершенно нескрываемую неприязнь кадровых дипломатов, которые видели во мне своего врага, отнимающего их кровные «командировочные» зарплаты. В общем, я так и не прикоснулся к дипломатической жизни, но чувство уважения и восхищения – каким-то чудесным образом «через века, через года» мне удалось его пронести и сохранить.
Первое потрясение основ случилось в Люксембурге. Я приехал на какой-то фестиваль, связанный с тогдашним статусом Люксембурга как культурной столицы Европы. Туда же приехал играть спектакль московский театр, приехали и дипломаты, в том числе наши. Я начал зачем-то искать советника по культуре, нашел, начал задавать вопросы и понял, что он... Как правильнее сказать? У него – другая работа. Я читал много книг про дипломатов и разведчиков, о многом догадывался, но в Москве я же часто общался с Леной Йенсен – атташе по культуре посольства Швеции, Вольфгангом Бреттом, из посольства ФРГ, сменявшими друг друга культурными советниками в посольстве Франции в Москве, – я подозревал, что, наверное, у них имеются и какие-то другие дела и заботы, однако же это другое, не менее важное (а может, я все это только себе сочинял?!), не мешало им разбираться в вопросах культуры, ходить в театры, обсуждать книги и выставки... Наш культурный советник в Люксембурге не мог внятно закончить ни одно из начатых им предложений, говорить о культуре, о театре было просто бессмысленно. Оставалось надеяться, что он приносил какую-то неоценимую пользу обороноспособности нашей Родины.
 Кто знает, что творится за закрытыми дверями консульства РФ. Фото Reuters |
Случай свежий. В этом году, так уж вышло, в Загребе мы оказались в трудной ситуации, куда идти за помощью? Ну, конечно, к своим, узнали адрес посольства, поехали. Вышли. Издалека за нами следил какой-то человек, когда я с ним поравнялся, он по-русски предложил переставить машину. Судя по тому, что стоял он у открытых ворот гаража, – вероятно, водитель. Я с младшим сыном отправился в консульство, жена пошла переставить подальше автомобиль. Он внимательно проследил за каждым. Бдительность – это прекрасно! «Скажите, признают ли в Белоруссии наши доверенности на автомобиль?» – «Сейчас узнаю, – сотрудник консульства уходит куда-то и возвращается с распечатанной страницей. На ней – телефоны и адрес посольства России в Минске. «Зачем?» – «Ах, да... Сейчас...» – и снова надолго уходит. Наконец появляется сам консул. Приветливым его не назовешь, но главное – он обладал какой-то странной способностью мыслить и говорить: к примеру, было видно, что в голове его уже зародилась какая-то новая мысль, но ее развитию как будто мешала недоговоренная предыдущая. И он договаривал то, о чем начал уже говорить, и лишь после этого приступал к следующему «пункту программы». «А можете ли вы дать доверенность на вывоз детей?» – «Нет», – говорил консул, хотя, как я скоро узнал, должен был успокоить: доверенность на ввоз детей на Родину и не нужна. Но – нет, он настаивал на представлении оригиналов свидетельств о рождении всех детей, «а вы родных попросите, чтобы выслали диэйчэлем, через два, максимум через три дня документы здесь будут». «А можете ли вы выписать какой-то эмергенс-паспорт – говорят, у немцев такая практика есть?» – «Паспорт можем. Через три месяца будет у вас новый паспорт, раньше не получится», – и все это он говорит с абсолютной серьезностью, хотя видит, что у нас нет ни планов, ни возможности три месяца ждать паспорт в Загребе. «Но вот же у детей, у каждого – свой паспорт, вот все дети вписаны в наши российские паспорта». – «Хотите, я сейчас принесу свой паспорт и впишу при вас десять детей?! Это ж не документ, там печати нету...». Услышав, что мы собираемся ехать в консульство Румынии, чтобы там просить визу, он тут же принялся отговаривать: «Не стоит и пробовать, они не дадут, в прошлом году, может, дали бы, а в этом – не дадут».
В консульстве Румынии визу нам дали через 30 или 40 минут, сразу же и усадили, и воды предложили. Как родных приняли бы, сказал, если бы не видел только что – как встречают родных в нашем российском посольстве. Про шофера того еще: когда жена переставила машину на безопасное расстояние и отправилась с двумя детьми искать вход в наше консульство, не заметив его, она прошла мимо. Шофер наш внимательно смотрел ей вслед. Не остановил, не сказал ни слова, смотрел, как они повернули за угол и начали спускаться вниз по крутой лестнице... Ушли они далеко, заблудились, начали звонить мне, а мне пришлось выскакивать через запирающиеся бесконечные двери, окликать их... «А они повернули вниз по лестнице», – невозмутимо сообщил мне наш внимательный посольский водитель.
А про огурцы? Про огурцы я, конечно, должен рассказать. Итак, Марсель, мы приехали в посольство – проголосовать. Проголосовали, нас пригласили за стол. Во главе – первый секретарь, из холодильника – а там, я успел заметить, целая армия бутылок, плечо к плечу! – достал водочку, разлил и начал рассказывать, какие замечательные огурчики им недавно привезли из Израиля. Бочковые! И – к двери: «Сергеев, огурцы!» Через минуту дверь открылась, и на стол поставили тарелку с замечательными солеными огурцами. Разлили, первый тост – произносит хозяин – «за Родину». Я ставлю рюмку... «Нет, Григорий, вы, я вижу, зло затаили на наше консульство... До дна, до дна». Пью до дна, хотя жара стоит на улице, пить не хочется совсем. «Я же начинал по культуре, во Вьетнаме... Дальше... Теперь вот здесь... Ну, между первой и второй...» – разлил, снова выпили. Сколько тостов было – все «за Родину». Ну, это, наверное, правильно. А я думал – как же нам с культурными-то связями не везет. То есть стол поддержать – тоже талант, и культура – тоже, культура – она во всем, правильно говорят и Путин, и Мединский. Но есть ведь еще и в узком смысле культура, с ней не всегда хорошо получается.
