Старинный город спускается к морю. Рай для курортников и художников.
Фото PhotoXPress.ru
Созополь, крохотный город с более чем тысячелетней историей, когда-то снискал громкую славу тихого убежища болгарских художников, поэтов и писателей. Некоторые жители крупных городов, прикованные к своим урбанистическим пенатам, еще и по сей день верят, что эта божья благодать все еще существует в неприкосновенности. Чудесное лазурное море с длинным мелководьем, белесые гряды волн которого летят с частотой упоительной токкаты… Старый город, совершенно не тронутый жаждой перестроек и безумием рвущихся ввысь этажей, навечно отторгающих своих жертв от дыхания почвы и судьбы…
Исчезновение национального стиля и экологического равновесия давно стало универсальным спутником глобальной виртуализации, питающейся китчем и плодящей одни лишь обезличенные технологизированные стили. Доживающие свой век местечковые стили ютятся лишь в головах безумцев либо, бездомные, торчат посреди потока снующих туристов в обносках уличных актерских скульптур, закоченевших в классических позах, на которых толпа глазеет, словно на динозавров. Для изучения и культивирования старых стилей существуют музеи, китчу же музей не нужен, достаточно хилых палаток. Хотите предстать императором Наполеоном? В костюмах царских особ? В образе героев вестерна с пистолетами за ремнем, с руками в карманах? Пожалуйста, китч-ателье к твоим услугам на каждом углу.
Ровно на границе между Старым и Новым городом в Созополе стоит, словно в фантастическом романе, миниатюрная модель высокоточного телескопа для наблюдения за Луной (два лева минута), похожая на пушку на лафете. Обойти эту точку невозможно, как и нулевой Гринвичский меридиан. Хемингуэй, Брэдбери, Лем, спустись они с литературных небес на грешную землю, непременно повысили бы тощего старика-профессора в должности, сделав его героем нового романа, посланником инопланетян и тайным руководителем готовящегося галактического коллапса. Но поскольку писатели редко спускаются с небес, профессору не остается ничего другого, кроме как существовать в пространстве прозы жизни, лишь изредка покрикивая на юных хулиганов, то и дело норовящих бесплатно заглянуть в окуляр.
В Созополе еще сохранился Дом болгарских писателей и поэтов (в отличие от тотальной распродажи подобных домов у нас в России) и даже был облагорожен евроремонтом, но для пиитов была сохранена всего лишь дюжина номеров, остальные две трети отошли на свободную продажу (и то верно – а на что дом содержать-то?). К дому пиитов прилип маленький ресторанчик, живая музыка которого гремит в ушах до полуночи, подавляя жажду творчества в самых толстокожих. И не остается ничего другого, кроме как творить виртуально, расхаживая, будто страус, взад-вперед по длинному мелководью, сколько хватит сил, а затем утолять голод изумительной кухней, лучше которой не бывает…
Но ты совсем пропал, если случайно откроешь магическую тайну крохотного художественного мирка Созополя, остаток прерванной цивилизационной цепочки, – его ютящиеся в крохотных пеналах, в бог весть на чем держащихся междудомьях или в отдельных домах посолидней арт-салоны и мини-галереи. Их в Созополе не меньше сотни.
Конечно, в подобных салонах можно увидеть много работ живописцев средней руки, эпигонов, копиистов и ремесленников, зарабатывающих себе на пропитание за счет непритязательных туристов. Но салон салону рознь. Неожиданно много простора получают в избранных галереях: а) изгои, не пробившиеся на высокий художественный рынок, б) мастера, предпочитающие работать не в столице, а в регионах, предоставляющих большую свободу выбора тем и «национальной натуры», в) молодые художники, не открытые и не понятые еще по-настоящему ни столичной критикой, ни столичными галеристами. Ни одна мощная школа искусства в истории не произрастала вне мощного гумуса, разминающего традицию и подводящего к экспериментальному состоянию «срединного искусства». Современная болгарская живопись – прекрасный пример функционирования этой системы кровообращения.
В арт-галерее «Ласкариди», где уже много лет хозяйничает Димитрина Карадиамантиева, в салоне Динко Георгиева на улице Кирилла и Мефодия, в салончике Давко Хречсандова, как и везде, много традиционных экспонатов прикладного искусства и работ художников «гумусного слоя». Между тем Димитрина вместе со своим покойным мужем создали уже в новые времена салон, способный представлять определенный художественный стиль и серьезно способствовать развитию отдельных талантливых мастеров.
Димитрина построила свой салон на месте бывшего сада около родового дома (которому уже триста лет), будучи уже опытным мастером-керамистом. Роя фундамент, набрели на археологический палимпсест: остатки пласта античности и средневекового храма. Любовно извлеченные из земли фрагменты фризов и орнаментов стоят прямо на полу галереи, образуя своего рода «алтарь» для различного рода новейших экспозиций. Поблизости от этого «храма в храме» жила семья Тодора Живкова; Димитрина благодарит Бога за то, что раскопки пришлись на время, когда Живков уже покинул Созополь, иначе бы не видать им ни дома, ни музея, ни галереи и нынешнего наполненного исключительно творчеством дня. Художника чаще спасает случай, нежели закон об охране памятников культуры.
Среди художников и керамистов, которым попечительствует и меценатствует Димитрина, Маргарита Хрисанова, работающая сегодня в Испании. Чуть ли не со слезами на глазах отпускает хозяйка галереи каждого туриста, заприметившего Хрисанову, но ушедшего, так ничего и не купив. «Еще, видно, не настало время, но оно придет, скоро придет». Серия «Женщины» в стиле портрета в иконной оправе заставляет остановиться, забыв о времени, погрузиться в резкую стилевую чересполосицу художницы: на нас смотрят бездонные глаза отринутых Саломей разных судеб, облаченных в то золотисто-розоватые, то шагаловски пульсирующие голубые одежды разных эпох; пластика фигур течет то гармонически-плавно, то изрезанно-искаженными кровоточащими частями телес, как у Дали. Портрет «Женщины с мандолиной» – вариация темы трагической Коломбины, глаза которой полны театральной скорби, но краски всей картины в целом рыдают человеческими слезами. Столкновение различных авангардистских стилистик и постмодерна создает особую напряженность в портретах Хрисановой, молитвенное отношение которой к женщине-объекту диссонирует с мазком и монтажом, в которых отзвуки искалеченной временем женской судьбы. Это случайное свидание с работами молодой художницы, которая еще не попала в цепкие объятия рынка, заставляет задуматься о роли ее в современной болгарской живописи в целом и пророчествовать ей большое будущее.
Забредя в галерею Георгиева, среди массы маленьких бесценных вещей наталкиваешься на несколько картин болгарской «этнопримитивистки» Марианны Эльжбековой, которая тоже пока не прорвалась в крупные музеи, но давно уже выработала свою манеру. Как Пиросмани не отказался от своих завсегдатаев пирушек с космическим подтекстом, так и она никогда не бросит многопластовую структуру картины, где доминируют типажи болгарского фольклора в пестром национальном наряде с невыносимо яркими цветовыми контрастами, плоские марионетки, а на внешней иконной раме – библейский слой. Художественное высказывание полотен Эльжбековой («Вера, Надежда и Любовь», «Святой Георгий») многопланово, драматично и не вписывается в традиционные эпические рамки.
От арт-салонов обычно не ждешь многого, тем более потрясающего каноны. Но в Болгарии, с ее традиционно высокой культурой непрерывно развивающегося авангарда и модерна, часто визит в салон по значению одного открытия бывает равен экспозиции большого музея. И становится понятной такая редкостная и мощная спайка художника, еще не шагнувшего не то что в вечность, но даже еще не вписавшегося в классический выставочный ряд, и «провинциального» галериста. Ван Гог большей частью своей небольшой прижизненной славы был обязан, как известно, своему брату. Созопольсвкое братство галеристов существует как историческая данность. Оно окапывается в как можно более глубоких колодцах национальной традиции и дарит художнику, чаще всего подавленному драмой обыденного бытия, свет и воздух аудитории.
И даже если страна Болгария в скором времени вся оденется в одежды Лазурного побережья и все улицы будут стопроцентно охвачены казино, то с тем большей одержимостью будут эти странные чудаки и чудачки, эти полусумасшедшие галеристы плести свою тонкую паутинную нить, связующую нить искусства всех времен. Пока она есть, большего им и не надо.