Владимир Колязин
Троцкий, Каменев, Ленин – неразлучные были люди. Но поди ж ты...
Фото Льва Леонидова, 1920
(Голосом Фаины Раневской.)
Как я живу? Живу пока, но в России все может быть… В хитрые, беспутные времена живем, когда ничего не понятно, к чему все идет, и не хватает мысли на все. История повернула на очередной круг, но что за шеломенем еси – не скажет никто. Предскажут – многое. Одни предскажут торжество порядка, знаем мы про порядок на Руси, другие – день правого гнева, бунт кровавый, ибо Русь к топору призвать можно за одну ночь.
Слыхала я, в час очередного раздорожья русские писатели вышли на прогулку с читателями – чувствуют, надо придать обществу разума и силы. Аль прибавляется?..
Только что делать тому, кто не в силах уже выходить на прогулки по бульварам, кто запечатан в четырех стенах и к тому же презирает равно как газеты, так и телевизор? Ноги не ходят, мысли гудят… А сна нет и нет? А ведь таких не пять тысяч, не десять… мильон. Вот и совершает этот мильон свои одинокие прогулки с писателем, чего еще проще – возьми книгу с полки и гуляй… иная сама в руки упадет. Прошения никуда подавать не надо, палатку заменит кресло, клозет рядом…
Бывает так: начинаешь читать, сна все нет и нет, потом глаза вдруг слипаются, налетает вихрь, и хватает тебя легко и неожиданно под руку, словно Чичиков, какой-нибудь литературный герой и выводит из закоулка на неведомый простор…
Верьте мне, старухе! Вчера взял меня под руку человек в пенсне и с острой бородкой, назвавшийся Левой, Львом Давидовичем Троцким, – как однажды уже брали и прочие политические вожди, тираны и правдолюбцы… – и с позволения его создателя, некого берлинского шрифтштеллера, повел меня в свои политические дали. Захотелось ему прогуляться со мной по набережной вдоль Невы и Москвы-реки!
Видите ли, Троцкий проснулся от страшного грохота, устроенного в Москве молодыми людьми, – ведь именно молодежь он считал истинным революционным элементом, способным довести дело до умного конца. Захотелось ему сказать молодежи несколько слов, чтоб не повторяли ошибки его поколения. «Только вот, – продолжал он, – между нами – глухая стена, не слышат они меня, и все. А еще я хотел с ними побеседовать о том, как неправедно со мной поступают что историки, что политики, что писатели.
Один писатель, говорит Троцкий, накропал частушки о Ленине. Едет Ленин в паровозе и поет: «Я стою у руля, паровоз едет не туда, куда рулю я, а куда рулит камарилия моя». И обо мне поют, и еще хуже.
Теперь говорят, Ленин предвидел провал «советского проекта», а Каменев паниковал: без Ленина Россия провалится в никуда. Но ведь я первый это предвидел и предлагал перестройку! Ильич отвергал мою «перманентную революцию» и обвинял меня в авторитарных тенденциях, но ведь он именно мне предложил «начать сначала» и пойти по пути демократизации партии. Тогда я спросил: «Может ли партия реализоваться в условиях демократии?» Меня-то Ленин переубедил, а вот на Сталина влиять он уже не мог.
Вообще-то главным интеллектуальным партнером и соперником Ленина в споре о путях экономического развития был я, Троцкий, и сегодня есть люди, которые это понимают… Этот Иосиф, не стесняясь обвинений в плагиате, слово в слово повторил на первом же заседании Политбюро мой план экономической реформы! Никто не сделал попытки помешать Сталину изолировать больного Ленина от жизни. И вот эта «мыслящая прослойка», это «ленинско-сталинское окружение» сосредоточило все силы на том, как бы нейтрализовать меня – вселенское зло, «красного дьявола» – руками Сталина!
 Метафорические образы носились в воздухе. Плакат 1918 года |
Один юродивый предсказывал: «Сталин и Троцкий – оба этих удержатся, остальных отправят на свалку». На общероссийской партконференции Иосиф заявил: «Есть только один вождь. В одно столетие может быть только один вождь», ему аплодировала вся аудитория. Я делал все, чтобы остановить этого варвара, растолковать, к чему все это приведет. Я объяснил: «Запрет дискуссий ведет к образованию фракций, запрет фракций – к запрету думать и поступать по-другому, чем непогрешимый вождь. Тогда конец всему». Сталин пулей вылетел из зала. Но они ничего не поняли».
Так и летали мы с Левой (интеллигентный человек оказался, языков сколько знает) – вдоль набережной Москвы-реки, вдоль улиц разных, зависали над маленькими темными комнатами, где у него когда-то любовь была или разговоры тайные с друзьями, над сталинским кабинетом, где Политбюро пьянствовало и вождь плясал лезгинку в знак победы, и над ГПУ тоже, да не раз, над кабаком, где пьяный, глаза навыкате, Зиновьев кричал: «Все, что ни делает Сталин, – верно!», наконец, над хлебной лавкой, где длинная женская очередь стояла, над домом, из которого милиционеры Леву под руки выводили и в тяжелый грузовик запихивали.
Присели мы однажды в старом московском парке, где аллея резными зверюшками украшена. Лева посмотрел на одну-другую, а у них у всех ушки какой-то вандал топориком искусно так повырубил. Лева и говорит: «Над этой страной будет вечно висеть призрак топора, пока в подвалах Лубянки будут стоять бюсты наших палачей. Меня тоже убили топориком по голове, в Койокане 20 августа 1940 года». Потом улыбнулся своей красивой белозубой улыбкой, скрытой под седыми усами: «Молотов как-то назвал меня человеком со скальпелем в голове. Меня не поняли в России, да и поняли ли на Западе?.. Иосиф кричал на последнем заседании, глядя на меня: «Товарищ Сталин удивляется. Если у фракционеров чистая совесть, разве не ясно, что карающая рука партии их не коснется? Чего же этим товарищам бояться?» Мы последний раз ему поверили, и что из этого вышло? Однажды я взял слово: «Товарищи, нет ничего легче, чем предстать перед своей партией и сказать: я ошибаюсь…» – и они стали ржать!.. Потом стали швыряться в меня чернильницами, папками, стаканами. Ленин… Сталин… Все диктаторы кончаются на «ин»! Господи, как мало мысли над Москвою! Я не вижу мыслителей у власти! Я не вижу сомневающихся!.. Продолжай, старая, гулять с писателями». И растаял в утреннем тумане.
Думаю я – зачем он, Троцкий-то, меня, старую перечницу, позвал с собой на прогулку? Быть может, чтобы сказать: мальчики и девочки, анархисты и националисты, изучайте истории мировых революций? Прежде чем лезть на рожон, нагуляйтесь вволю с писателями и их литературными созданиями! Просите у нас, которые наверху, совета, а его мы, заколдованные, можем дать, коли попросите! Но вы же не просите! Те, кто не слышит нас, не слышат и себя, и не рождается ничего нового.
Только я-то тут при чем, хрычовка?.. Я старый газетный редактор, писатели меня любили, может, самое время мне медиумом стать! И еще думаю – с кем завтра-то гулять будем? Не зарезали бы ночью воры, прости Господи, время-то какое…
