Аятоллы революции верны

Речь духовного лидера Ирана Али Хаменеи слушали делегаты из разных частей исламского мира.
Фото AFP

«Завтра вы увидите, как миллионы людей выражают свою верность идеям имама Хомейни. Как вы озаглавите статью, которую об этом напишете?» – настойчиво добивался от меня ответа ведущий иранского телеканала. Шел прямой эфир интервью с гостями из России, которые приехали знакомиться со страной победившей Исламской революции.

С языка чуть не сорвалось: «Делу революции верны». То, что я увидел в ближайшие дни на улицах и площадях Тегерана, действительно напомнило мне недалекое прошлое другой страны, где тоже победила революция и господствовала единая идеология.

Однако в Иране монархия пала три десятилетия назад и, как говорят, не утрачена свежесть новизны. Вожди стараются быть близкими народу, отчитываться перед гражданами. В Иране для этого используется пятничный намаз, который по традиции сопровождается проповедью. Только здесь кроме проповеди еще и акт политической пропаганды, что-то вроде официального митинга. Власть исламская – и формы политической жизни соответствующие.

В числе других зарубежных гостей я попал на пятничный намаз в Тегеранском университете. Это главное пропагандистское событие недели. На входе в университетский городок у всех отбирают фотокамеры, мобильные телефоны, флэшки, любой металлический предмет – то ли из боязни несанкционированной записи, то ли теракта. Впереди опять рамка металлоискателя, здесь еще раз обыскивают, более тщательно. Здесь же надо оставить обувь. Дальше – покрытая коврами площадь. Под гигантским навесом сидят сотни людей, подходят все новые верующие, занимая задние ряды.

Нам, гостям из-за рубежа, оказали почетное право занимать ряды близко от трибуны, где мулла раскатисто провозглашает хвалу Аллаху на персидском – языке революционного ислама. В первых рядах покачиваются черные и белые чалмы шиитского духовенства.

А вокруг гости со всего исламского мира, кроме, пожалуй, арабов – этих аристократов ислама. Иран собирает и консолидирует вокруг себя, как сказали бы раньше, угнетенные народы Востока. Насколько могу судить, я здесь едва ли не единственный европеец среди сотен смуглолицых выходцев из Индии, Пакистана и Тропической Африки. Часа два слушаю речи чиновников, разбирая только отдельные слова – о переводе не позаботились. Речь, кажется, идет об экономике. Сидим на коврах, поджав под себя ноги, тесно, плечом к плечу. Так, наверное, вырабатывается чувство братства, солидарности. Нельзя даже облокотиться, отставить руку – ладонь наталкивается на босые коричневые ступни соседей. В жарком воздухе волнами расплывается густой запах сандалового масла. Мои соседи – выходцы из индийского Кашмира.

Наконец речи окончены и начинается богослужение. Вдоль рядов лицом к молящимся стоят служители порядка. Один из них знаком показывает мне, что нельзя продолжать сидеть на ковре, надо встать – ведь все поднялись для совершения молитвы. Все совершают поясной, а затем земной поклон. Ощущаю себя очень неловко. Я один продолжаю стоять столбом посреди многотысячной толпы, склоненной в молитве по призыву муллы. Волной, словно раскаты отдаленного грома, набегает рокот. Это тысячи уст шепчут благословения. Вот так несколько раз – и я смешиваюсь с толпой, быстро устремившейся к выходам.

Еще одно духовно-политическое мероприятие государственного значения, которое мне довелось посетить, – мемориальные торжества в день 23-летия кончины лидера Исламской революции имама Рухоллы Хомейни. В этом году они выпали на 3 июня по григорианскому календарю. Все в том же составе международной делегации мы едем к мавзолею основателя Исламской Республики. На горизонте вырастают огромный золотой купол и минареты мемориального комплекса. По обочинам дороги движутся пешие толпы, транспорт паркуют далеко от входа на территорию мавзолея. В отдалении видны сотни автобусов, стоящих ровными рядами. Чем ближе к цели, тем больше людей. Молодые люди в палестинских платках, женщины в черных абаях-накидках. Многие несут в руках флаги, портреты имама Хомейни. Там и тут виднеются палатки, полощутся черные - траурные в память о шиитских мучениках - флаги. Это похоже то ли на ярмарку, то ли на первомайскую демонстрацию – у нас, во времена оны (кстати, для коммунистического Первомая началом послужил тоже траур – по расстрелянной демонстрации рабочих в США). Происходящее напоминает мне также Международный фестиваль молодежи и студентов 1985 года, который остался ярким воспоминанием моего детства.

Чтобы наша автоколонна проехала, солдаты сдерживают толпу, а молодые люди что-то сердито кричат вслед автобусам привилегированных гостей. Но даже нам приходится в конце концов спешиться и шагать полкилометра по солнцепеку. У входа в мавзолей та же процедура, что и на университетском намазе. Фотокамеры и мобильники – прочь, суровые пасдараны – стражи Исламской революции – обыскивают каждого. Скапливается большая толпа. Слева от меня тяжело дышит чернобородый ливанец, справа теснит могучим плечом чернокожий мулла из Ганы в цветастом халате, сзади подталкивает боснийский суфий. Прошли первый заслон стражей – за ним второй, где забирают спецпропуска. Теперь можно войти во внутренний двор мавзолея. Здесь уже скопились тысячи людей, слушают речь духовного лидера Ирана великого аятоллы Али Хаменеи. Похоже на партийный съезд, только здесь люди сидят на коврах и не сдерживают свои эмоции. В нужных местах речь лидера прерывается не бурными и продолжительными аплодисментами, а оглушительными криками «Аллах акбар!» и лесом рук, вздымаемых вверх. Гостям из-за рубежа опять достаются хорошие места, близко к балкону, с которого вещает великий аятолла. Я могу разглядеть лицо духовного лидера, седую бороду, очки в толстой оправе. Он держится прямо, говорит бодро. И очень долго. Духовенство здесь – мастера часами импровизировать. Они произносят речи, по словам знающих персидский язык, довольно цветисто и гладко. В этом еще одно их отличие от косноязычных советских геронтократов.

Но стоит Хаменеи попрощаться с публикой, как вся эта масса людей бросается к выходам. Мы тоже выходим. Блокпосты разобраны, пасдараны сидят в сторонке, жуют сухой паек.

Опять долгий путь на автобусах вдоль потока людей. Уже подальше, где толпа рассеивается, виднеются группы людей, собравшихся вокруг мангалов. Эти пикники на обочине Великого шествия тоже наводят на мысль о сходстве с нашим Первомаем.

Может, такое происходит только в дни памяти, но складывается впечатление, что повсюду в Тегеране царит образ имама Хомейни. Вдоль улиц развешаны портреты, по всем телепрограммам старая кинохроника. Очень часто повторяется сюжет встречи Хомейни с тогдашним министром иностранных дел СССР Эдуардом Шеварднадзе. Подобострастный взгляд советского чиновника и уверенный в себе аятолла. Что хотят показать бесконечной трансляцией этих кадров? Передачу исторической эстафеты – от дряхлеющей державы к новой, только недавно вступившей на путь революционных преобразований и оттого чувствующей превосходство юности?

Мне показалось, что здесь, в Иране, с особым интересом относятся к нам, россиянам, и настойчиво пытаются утвердить нас в мысли, что история СССР здесь не повторится, что успех иранского политического проекта обеспечен выбором государственной идеологии. Идеологии верной и поэтому, разумеется, всесильной…

Тегеран–Москва