Открытие нью-йоркского метро вызвало большой ажиотаж.
Рисунок 1905 года из собрания Библиотеки Конгресса США
Не смущаясь оглушительного грохота поездов, между рельсами пробегает что-то живое и хвостатое. Сомнительные запахи плотно уселись на лестницах, на потолках над платформами поселилась черная пыль окисляющегося металла. Это нью-йоркское метро, ужасающее европейцев и вызывающее усмешку превосходства у попавших в Нью-Йорк москвичей. Однако, как ни странно, к этому метро можно не только привыкнуть, но, прокатившись в жаркий летний день в прохладных вагонах с кондиционерами, узнав его историю, познакомившись с его машинистами, метро это можно даже полюбить.
Нью-йоркское метро – открытый музей, хотя грязный, шумный и беспорядочный. Старые станции с чугунными мостиками, перекинутыми через пути, круглые стеклянные плафоны начала ХХ века, потускневшие узоры стен – все говорит о славной поре начала индустриальной эпохи, когда метро казалось воплотившейся в жизнь фантазией, гордостью города, великим достижением разума и прогресса. Метро открылось с фанфарами в октябре 1904 года. Тогдашний мэр города по фамилии Макклеллан, воспользовавшись своим общественным положением, забрался в кабину машиниста и, к ужасу окружающих, на бешеной скорости повел поезд. Вице-президент Нью-Йоркского метростроя отчаянно гудел, предостерегая рабочих в туннеле, главный менеджер стоял рядом, готовый в любую минуту перехватить контроль. Мэр же был в ребяческом упоении – в 1904-м нью-йоркское метро было самым быстрым.
В первые же выходные более миллиона граждан пожелали прокатиться по подземным туннелям. Целые семьи, нарядившись и приосанившись, садились в метро, чтобы проехать несколько станций. Жители Нью-Йорка были очарованы – станции украшали неброские, но элегантные мозаики в римском стиле и фаянсовые рельефы. Потолки на некоторых станциях были из толстого стекла, образовывавшего одновременно уличный тротуар и пропускавшего дневной свет, а станция городского совета с высокими сводами потолка напоминала романский собор. Но самым главным тут был сладкий вкус социальной справедливости. Новое метро позволило все прибывающему бедному рабочему населению (в основном эмигрантам из Европы) переехать в зеленые пригороды, откуда теперь можно было добраться до городских фабрик и портовых доков за 30–40 минут.
Наверху улицы Нью-Йорка были запружены конками, омнибусами, повозками и тележками, и весь этот старомодный, фыркающий и цокающий транспорт образовывал нескончаемые пробки. Под землей же царила индустриальная скорость электрических поездов, проезд стоил всего пятачок. Наверху еще жила эпоха длинных юбок, кружев и камей, пора церемонных отношений между мужчинами и женщинами. А в подземных туннелях горожане всех сословий, национальностей и полов ехали, тесно прижавшись друг к другу, плотно умятые в вагон специальным служащим. В 1909 году, радея о чистоте нравов и социальной иерархии, одна из линий метро предоставила женщинам в час пик отдельный женский вагон. Но подобные привилегии плохо уживаются с правами. Очень скоро члены Лиги за равноправие трудящихся женщин сообразили, что, если хочешь быть на равных с мужчинами, изволь работать локтями в общей толкучке. Боевая лига со страстью отстаивала свои взгляды в нью-йоркских газетах, и через несколько месяцев женский вагон был отменен из-за непопулярности.
За истекший век метро, которое последние 85 лет не окупается относительно низкой платой за проезд и работает себе в убыток, потеряло лоск, но не дух. Как и в начале XX века, Нью-Йорк опять переполнен иммигрантами, и город срочно строит новые линии. На этот раз новые иммигранты – не только выходцы из Европы, но и из Азии, Южной Америки и Африки. Войдя в вагон, вы услышите испанскую, китайскую, польскую, русскую речь. Коренные англоязычные жители, особенно студенты, не стесняются заговаривать с носителями интересующего их языка. На самой старой линии метро, идущей под Бродвеем от Уолл-стрит до далекого Бронкса, студентов много – вдоль этой линии расположилось не менее пяти университетов, и тут всегда очень оживленно. Здесь все болтают, перекрикивая друг друга и шум поезда. Знакомые и незнакомые обмениваются замечаниями, шутками или жалобами на вечную тесноту в часы пик.
Сегодня в нью-йоркской подземке можно встретить представителей чуть ли не любых национальностей мира. Фото Reuters |
«Будьте бдительны, – объявляет кондуктор, – если вы заметите что-нибудь странное, сообщите машинисту или дежурному на станции». Оглядываюсь: напротив меня сидит молодой францисканский монах в традиционной темной робе с капюшоном за плечами и нетрадиционной синей бейсболке с мятым козырьком, в руках у него телефон, и он яростно пишет эсэмэски; неподалеку, закинув ногу на ногу, сидит крупная женщина в розовом платье, но если присмотреться – это явно мужчина. Подозрительного не видно, но странного очень много, хотя никто этим не обеспокоен. В метро царит толерантность.
А иногда еще взаимопомощь. Недавно мой поезд застрял в туннеле, и молодая женщина из Камеруна, бывшей французской колонии, неожиданно впала в панику. «Иисус Христос! Спаси нас и помоги! Дай нам доехать до дома, увидеть наших родных», – громко причитала она по-французски, мечась по вагону и расталкивая пассажиров. И тут выяснилось, что немало людей в вагоне неплохо знают французский. «Не надо волноваться. Ничего особенного не происходит», – раздалось сразу несколько голосов. Камерунка перестала кричать, села на место и, обратившись к немолодой блондинке, которая ее успокаивала, спросила: «А вы откуда будете?» – «Из Польши», – ответила та. «А! Значит, в Польше тоже по-французски говорят», – догадалась африканская иммигрантка.
Повседневное уживается в метро с возвышенным: рядом с рекламами начиная с 80-х годов городские власти решили вывешивать на стенах вагонов стихи. В основном это стихи англоязычных поэтов, но и русским стихотворцам, Иосифу Бродскому и Вере Павловой, нашлось место в нью-йоркской подземке. «Если есть чего желать, значит, будет о чем жалеть» – держась за поручни переполненного вагона, пассажиры могут вдумываться в стихи Павловой в английском переводе.
Самое интересное – это ехать рядом с машинистом, который читает туннель, как книгу. Недавно мне посчастливилось прокатиться в компании машиниста по имени Шон – жовиального молодого человек и поэта в душе. «Метро работает, как симфонический оркестр – множество сложных движений должны произойти одновременно», – объяснил он. А это не просто: несмотря на то что поезда в метро новейших моделей, сигнализационная система начала ХХ века и частично осуществляется вручную. В одном из туннелей нам навстречу прямо между рельсами мчится небольшая речка. «Грунтовые воды», – поясняет Шон. Каждый день приходится выкачивать 8 млн. галлонов воды, а в дождь так и все 13. Воду эту, которая всегда не холоднее 20 градусов, администрация метро предложила недавно городским университетам для отопления зданий. По мнению Шона, идея здравая – городские университеты смогут тратить меньше электричества. Шон – обладатель типично нью-йоркского оптимизма: «Хорошая работа – всегда в движении, приличная зарплата и отличные коллеги», – говорит он.
В далекие годы холодной войны побывавший за океаном секретарь ЦК КПСС Фрол Козлов в беседе с американскими журналистами указал на неказистое нью-йоркское метро как на символ распада буржуазного общества. Но время показало, что он ошибся в выборе символов.
Метро – это скорее символ удачно построенного Вавилона, где впритирку, но без обиды сосуществуют люди всех языков и наций.