Владимир Колязин
Орнамент в Старой мечети – чудо, которое надо созерцать и переживать.
Фото автора
Община Стара Загора желае на всички една красива нощ.
Из программки
Раз в два года Международный фонд родившегося в Старой Загоре поэта, публициста, издателя и художника-экспрессиониста Гео Милева (он погиб мученической смертью в 1925 году) проводит здесь дни его памяти. На сей раз Дни Милева совпали с традиционной Ночью музеев и картинных галерей. Эти дни полны как ярких художественных событий, так и молитвенной глубины и сосредоточенности. Болгария (шире – Балканы) самой своей древней историей предназначена для отправления этого культурного культа. Ибо история доказала: либо культура, либо резня, третьего не дано. «Смерть, убийство, кровь! Доколе, доколе?» – взывал в начале прошлого века Гео Милев, уже лишенный на войне правого глаза, а слышали его тогда разве что безумцы-одиночки┘
Некий журналист окрестил современную Болгарию «посткоммунистической руиной». Но пусть эту тему обсуждают политологи. Искусствоведу, посетившему эту страну, в первую очередь бросается в глаза, насколько болгары с их редкостной толерантностью берегут уникальный «гиперпалимпсест» своей культуры, возникшей на стыке многих цивилизаций, гордятся им и по-настоящему пекутся о нем. На Днях Милева зримо ощущаешь: культура вышла из древнего мифа, но миф еще не умер, он все еще бурлит в современной культуре, словно гейзеры, бьющие из-под дремлющих вулканов┘
Объять старозагорянское чудо музейной Ночи невозможно. Оно необъятно – в программе Ночи 43 пункта!.. И все-таки секрет того, что милевцы составляют особое направление, особый кружок, олицетворяющий связь времен, болгарского модернизма 20-х, «классики модерна» и «сверхэклектики» модернизма нынешнего, кроется в продолжательнице дела отца – в дочери великого болгарского экспрессиониста Леде Милевой. Кружок ее тесен и щедро плодоносит, невзирая на смену стилей и режимов. Тот, кто вечером в Доме-музее Милева пришел на «Поэтический марафон» для малых и взрослых, завидовал – как и я – всем сердцем тем детишкам, с которыми она беседовала как поэт и сказочница.
А Ночь в Старой Загоре летит, как плясун в бесконечном бурном коло┘ всего не успеешь – куда ведет твое коло, туда и ты. Замираешь на час в уникальном для Европы Музее эры неолита (V, а иные говорят – VIII тысячелетие до н.э.). Раскопки не слишком давние и до конца не завершенные, но уже успевшие совершить революцию и в историографии, и в классической трактовке смены эпох в искусстве. В этом музее предаешься двум стихиям: мыслям о неслыханной, расколдованной нами гармонии, равноправном мифо- и человекоцентризме неолита и в то же время о рукотворности каждого глиняного предметца, окружавшего тогда человека в его маленькой хижине – центре его великой вселенной┘
В городской Художественной галерее на день приготовлены десятка три национальных блюд. Разинув рот смотришь незнакомое искусство, инсталляции, слушаешь лекцию увлеченного, словно юноша, директора Марина Добрева, за ней – православную музыку в исполнении мужского октета с участием баса-громовержца из местной оперы (пение течет плавно, издалека, то струясь, словно полузатихший ручей, то взрываясь криками о помощи страждущему на кресте, и будит утраченные и стершиеся смыслы).
Казалось бы, что здесь нового? Понапихай всего свеженького, пестренького, не забыв об академических вопяще-карминной паприке и белой, как первоснег, брынзе, – и готов он, шопский салат!.. Но болгарская школа живописи словно не знает академической стадии, да и собрания составлены по высшим критериям. В нынешней старозагорянской ночи сквозной стала судьба болгарского модерна (от Сирака Скитника и Бенчо Обрешкова до Ивана Савова), сумевшего и в пейзаже, и в портрете, и в абстрактной композиции не отвернуться ни от одного значительного направления рубежа XIX–XX веков, модерна до сих пор не угасшего, с его разнообразными влияниями и ответвлениями. Заносишь в книжечку ИМЕНА (для изучения, наслаждения вдоволь, на потом), к каким-то полотнам возвращаешься снова, застыв, как тающая свеча в подсвечнике перед образом.
┘Вот и сумерки в центре города. Перед тобой гудящий, облепленный со всех сторон, словно муравейник, куб Старой мечети, только что открывшейся после реставрации. Попадаешь внутрь и ахаешь – что может быть блистательнее по тонкости и изяществу исполнения! Под куполом полыхает зеленая «мандала» главного орнамента, благоухающего нежным ароматом смиренной жизни под Солнцем Природы. В этом пространстве то поющих соло, то перекликающихся и сливающихся в органную мессу восточных орнаментов, фресок и иероглифов чувства искусствоведа, фотолюбителя, просто человека съеживаются вмиг до ощущения себя пылинкой в Млечном Пути. Как иноверец, чувствуешь себя слепцом, не способным постичь смысла ни одной из летящего на тебя из белой бездны стен потока черных астероидов – цитат из сур Корана; как человек искусства, не вступаешь в спор ни с чем, погружаясь в глубокий колодец захватывающих тебя смыслов.
 Леда Милева вводит гостей в мир искусства, увлекательный и таинственный. |
Видишь множество по-разному одетых молодых людей, пожилых пар и бегающих от одного орнамента к другому детей; не понять, кто христианин, кто мусульманин, да и неважно; здесь все смиренны перед чудом творения, открывающим человеку путь к единому Богу. Искусство такого уровня вынуждает иноверца сесть за парту и стать прилежным учеником, чтобы хоть немного приоткрыть завесу тайны. Соломоново решение принято жителями города: да будет на этом месте Музей всех религий! Если уж ты живешь в таком месте, где сходятся ариаднины нити множества верований, носители которых уже предостаточно натворили в мире Зла, то дай миру знак: не впускай никогда эриний в свою душу!
Ночь музеев близится к полуночи, а мы успеваем еще на один вернисаж: на выставку работ живописца Ивана Савова в галерее «Артплощадь». Здесь царство молодого галериста и фотографа Цветана Четышки, в чье распоряжение был на время отдан первый этаж новостройки.
Мир живописи Савова пленяет гармонией ярких и светоносных красок и мелодичностью, типичной для болгарской живописи. Когда видишь переливающуюся цветными волнами «Тракию», вскрикиваешь от изумления, увидев живописно-песенное претворение днесь потрясшего тебя природного мотива. Однако при более пристальном знакомстве с работами Савова понимаешь, что его тема – все-таки извечная борьба гармонии и дисгармонии; художник всегда подчеркивает, что у него слишком много поводов сомневаться в безоговорочности победы первой. Природа у него всегда более святая, безгрешная и целебная, чем разум человеческий, который ближе к ницшеанской бездне, чем к христианской проповеди добра. Не случайно взгляд его разрывается между картинами природы с укромными и уютными деревенскими жилищами – и величественно-грозными храмами, руинами былых святилищ, гротескно скошенными, несущими на себе печать страдания, крови и лишений.
Искусства никогда не бывает слишком много, оно смягчает нравы, лечит хромающий разум и поддерживает в человеке способность к любви. В Старой Загоре – «городе поэтов и лип», а затем и в Софии мне постоянно бросались в глаза знаки внимания людей друг к другу, мягкого обращения, знаки удивительной терпимости при отсутствии слишком большого количества запретов. И вот этому у болгар, все время думал я, стоит поучиться. А может быть, стоит проводить Ночь музеев еженедельно по всей Европе – и коэффициент образованности общества вырастет, и у горячих голов появится больше дополнительных препятствий?
К счастью, к десяти заповедям Господа Бога есть у нас еще и заповеди поэтов. Одна из таких заповедей – финальная строка поэмы Гео Милева «Сентябрь», прозвучавшей на вечере в старозагорянском театре: «Земята, ще буде рай – ще буде!» Покидая Стару Загору, прямые улицы которой сверху все еще замыкаются зеленью – ни дать ни взять церковные своды, – хочется верить.
