Милосердие в поварском колпаке

Им холодно, а нам голодно!
Фото Игоря Савельева

Цена одного среднего омара была смешной. Во всяком случае, мне так показалось после московских магазинов. Пошевелив от нерешительности пальцами, я ткнула в сторону довольно крупного экземпляра. Продавщица ловко его поддела мягкой лопаточкой, положила на весы и произнесла длинную речь, из которой мне были понятны только числительные. Я уже протянула деньги, она их взяла, отсчитала сдачу и все говорила, говорила и говорила, кивая на мою покупку и на какой-то жбан, стоящий позади на металлическом прилавке. В конце концов меня это утомило, я выдавила раздраженную улыбку и покинула магазин. Омара дома приготовил супруг. Вкуса я не помню. Омар – он и Берлине омар. Несколько позже я осознала, что там морепродукты стоят не так дешево, как мне показалось вначале, и еще я усвоила, что покупка этих ракообразных сопряжена с удивительной традицией долгих и горячих речей продавцов. По этим двум причинам вышеозначенный продукт не стал привычным в нашем меню.

Перемена мест полезна не только для общего развития, отдыха «закипевших мозгов» и семейного благополучия. Прежде всего это повод и причина задуматься о вещах привычных, интерес к которым давно утерян, а вопрос «Правильно ли я поступаю?» превратился в рудимент и атавизм одновременно. Окружающая тебя новизна является катализатором процессов пробуждения и осознания. От тебя в этом случае требуется быть внимательным и избавиться от чувства собственного неоправданного превосходства – всегда есть что-то, что ты делаешь не так.

Привыкание к местным обычаям – штука необходимая и непростая. От скорости, с которой ты приучишься разделять мусор, подбирать на улице какашки за собственной собакой и относить одежду в благотворительные организации, зависят твое душевное равновесие, уверенность в себе и привычный тебе объем вербальных коммуникаций. Я попала в общество, члены которого были из «племени неравнодушных» – о таких любила писать в свое время «Комсомольская правда». В общество, в котором все всё видят, анализируют и свое желание общаться со мной напрямую связывают с моим желанием жить по их правилам. Надо сказать, весьма разумным.

Так вот продавщица омара общаться со мной не очень-то хотела. Впереди стоящим фрау – и тебе «гутен морген», и «гутен абенд», и «аллес гут». Мне – холодное «халлё» (привет), взгляд в сторону и шмяканье взвешенного пакета на прилавок. Ни дать ни взять рыбный отдел 70-х годов гастронома на Тимирязевской улице. Можно было, конечно, ходить в другой магазин, но прелесть любой суматошной городской жизни заключается в неких милых привычках, а этот, ближний рыбный павильон, стал уже таковой. Я пыталась с ней говорить о погоде, курсе евро и канцлере Меркель (безошибочно подхалимская тема) – все было бесполезно. Видно, я нарушила что-то, что понять мне было не дано. Интересоваться у знакомых я стеснялась – и так в первое время замучила их вопросами о природе здешнего мироздания.

Омары выходят на марш. Фото автора

Во многой мудрости многие печали. Эту верную банальность я вспомнила, когда выходила из русскоязычного книжного магазина недалеко от Курфюстендамм. В сумке у меня лежала кулинарная книга, изданная известными немецкими авторами. Она была посвящена блюдам из рыбы и морепродуктов. Заключительная глава давала полную информацию о продуктах, продаваемых в немецких магазинах, и правилах (!) их разделки. Вот тут-то я все про себя и узнала.

Оказывается, что существует федеральный закон, запрещающий разделку живых морских гадов. Процитирую главу «Способ приготовления»: «Если живой омар не был усыплен после покупки, то класть его живьем на лед недопустимо – это было бы чистейшим мучением для животного... В Германии запрещено законом резать живых морских обитателей ножом, также их непременно следует усыпить, прежде чем подвергать тепловой обработке... Согласно новейшим научным исследованиям, животное испытывает при этом в течение пяти минут страшные муки. Откажитесь от всех рецептов, в которых рекомендуется опускать ракообразных в кипящую воду. Уже известно, что это только продлевает для них предсмертные муки. Лучше всего работу по усыплению предоставить специалистам...» Окончательно меня добила сноска: «Все правила и законы по усыплению и разделки омаров в полной мере относятся к приготовлению и разделки крабов, лангустов и раков».

Устрица еще живая. А лимонная кислота такая жгучая... Фото Алисы Ганиевой

Настроение у было ужасное. Мне было наплевать на продавщицу, и теперь была понятна ее презрительная холодность – она приняла меня за садистку. Я абсолютно не заморачивалась – жалеет ли она искренне сваренного мной омара или ей не по душе мое закононепослушание. Мне было жалко несчастную тварь в панцире с глазами-бусинами и доверчивыми длинными усами, которую мы сварили заживо. Он так забавно шевелил своими клешнями, лежа на большом блюде, в непосредственной близости от гудящей кипятком кастрюли. И все лишь потому, что я не удосужилась вникнуть в немецкое предложение продавщицы воспользоваться услугами «специалиста по усыплению».

Я попыталась получить у себя ответ, как жить, то есть есть, дальше. Смогу ли я стать вегетарианцем, веганом или что там еще придумали люди с «обожженной кожей»? Самой себе врать не хотелось, а потому от прямого ответа уклонилась. Чтобы отвлечься от инквизиторских картин и перестать казниться за эгоистическую жестокость, я стала размышлять о том, что печатное слово имеет поистине чудодейственную силу. Ну разве я не знала, что такое кипяток? И не знала, как это бывает больно, когда капля из кипящего чайника попадет на кожу? Знала. Так нет, поди ж ты, надо было прочесть, чтобы осознать свое варварство. Слава богу, что все-таки прочла!

А вообще, Господи, дела твои поистине чудны и велики! Как ты так устроил, что один и тот же народ, уничтожив половину Европы, спустя 65 лет издал закон, по которому запрещал на территории своей страны разделывать ножом живые морепродукты и класть их на лед?