Вера Цветкова.
Телекритики смотрят на эти лица каждый день и по многу раз.
Коллаж Михаила Митина
Никогда не забуду: мы, абитуриенты театроведческого факультета ЛГИТМИКа, после очередных вступительных испытаний, радостно галдя, вываливаемся из института на Моховой. А мимо идет чинная-пречинная старушка в затейливой шляпке. Глядя на нас, приостанавливается и, укоризненно качая головой, выразительно произносит: «Бездельники!» Мы наперебой кричим ей в ответ: «Бабушка, да мы не с актерского факультета!» «Все равно бездельники, раз из этого института!» – припечатывает она нас и уходит своей дорогой.
Давно это было – где мои семнадцать лет! – и надо же, как запало: сколько десятилетий я вспоминаю и вспоминаю эту сценку. А театроведческий мне не дался – ни тот, который на Моховой, ни тот, который в Собиновском переулке (в тогда ГИТИСе). Зато с удивившей меня самоё легкостью (творческий конкурс был 80 человек на место) я поступила в Литинститут, Твербуль, 25.
Курс у нас был маленький – всего 48 человек (причем все пять лет учебы нам твердили: «Вы штучное производство, а журналистика – это фу...» Вот тебе и фу – по окончании альма-матер хлеб мне пришлось зарабатывать именно журналистикой). И он подразделялся на семинары – поэзии, прозы, критики, драматургии, художественного перевода. В дипломе всем нам потом напишут «литературный работник» – и Вадику Степанцову, учившемуся на поэзии у Льва Ошанина (ныне солист группы «Бахыт-компот»), и Юле Латыниной, которая училась на древнеармянском переводе у профессора Ашота Саградяна (ныне писательница и обозреватель «Новой газеты»), и мне, учившейся на прозе у Владимира Маканина (обозреватель «Независимой газеты», телекритик).
Самые сильные мои институтские впечатления – от наших педагогов-критиков. Русскую литературу Серебряного века читал Владимир Смирнов – какой лектор, какая личность! (манерами и внешним обликом он напоминал мне «неистового Яна» – Ивана Бунина). Современную советскую литературу – Юрий Томашевский, который в 83-м году говорил о своем предмете так, как будто перестройка давно произошла и на дворе стоит какой-нибудь 2000-й. А что же читала Мариэтта Омаровна Чудакова? Литературу 20–30-х годов XX века. Кроме своего любимого Булгакова она рассказывала нам – и как рассказывала! – о Серапионовых братьях, о Замятине, о Воронском, о Зощенко...
Критик Эмиль Кардин (подписывавшийся как В.Кардин), вошедший в историю литературы невероятной по тем временам разоблачительной статьей «Легенды и факты» (напечатана в «Новом мире» в 1966 году), не преподавал в Литинституте – его приводил к нам на творческий семинар наш мастер Маканин. Как же интересно с ним было общаться в режиме вопросов-ответов! Как и с критикессой Аллой Латыниной (и мамой Юльки с художественного перевода) – она дружила с Маканиным и охотно приходила к нам на семинар.
Таким образом, за годы учебы я основательно уверилась в том, что критики – люди глубокие, основательные, энциклопедически образованные, бесстрашно-смелые – и при этом виртуозно владеющие пером. Что подтвердилось во время моей практики в журнале «Дружба народов». Там тогда трудились Наталья Иванова, сполна подходящая под вышеперечисленные характеристики, а также навеки любимый Лев Аннинский – для меня, безусловно, литературный критик номер один как тогда, четверть века назад, так и сейчас. Помнится, Левушка, как все его называли в редакции, определял цель критики как истолкование факта появления произведения. Роль критика как посредника между книгой и читателем не признавал, говорил, что оценки, даваемые критиками, его совершенно не интересуют. Интересно другое, говорил он, – мотивировки. И духовный опыт, если он есть.
После нашего сидения с Аннинским бок о бок в крошечной комнатке отдела книжных приложений «Дружбы народов» (редакция располагалась в правом крыле усадьбы Долгоруковых–Соллогубов, бывшей конюшне), а также совместных кофепитий в нижнем баре ЦДЛ тут же, только двор перейти, – очень много утекло лет... Жизнь сложилась забавным образом: больше всего на свете любя театр как образ жизни (и пописывая короткую прозу – рассказы, новеллы, дневник, наконец), я тоже стала критиком. Телевизионным.
┘Существует обывательская точка зрения: критик – это тот, который знает как надо, но сам не может. Не умеет. Не в состоянии. Творческий импотент. Другие, состоятельные, делают, а он только раздает ярлыки и выдает оценки. Увы, приходится эту обывательскую точку зрения признать отчасти справедливой: в массе своей она соответствует нашей нынешней телевизионной критике. Чья сегодняшняя задача, видно, помахать шашкой, походя вмазать наотмашь и подсчитать рейтинги. Истолкование факта появления той или иной программы, тенденции, канала – куда там... Лишь Даниил Борисович Дондурей, социолог и главный редактор журнала «Искусство кино», многие годы один вопиет в пустыне: «Телевизор – индикатор нравственности в обществе», «Качественное в эфире не задерживается», «Телевидение моделирует жизнь, оно формирует модели поведения и ценностные ориентации». Поскольку в сердце моем живет любовь как к театру, так и к телевидению – позволю себе привести слова Лорки о театре и предложу мысленно заменить слово «театр» на слово «телевидение»: «Театр – один из наиболее действенных и полезных орудий строительства государства, барометр его величия или упадка. А изуродованный театр, вместо крыльев обладающий копытами, может деморализовать и усыпить всю нацию».
Именно это у нас и произошло: с помощью дуроскопа (зомбоящика) мы деморализовали и усыпили нацию.
Кроме Дондурея можно назвать еще двух-трех телекритиков с серьезным и глубоким подходом к предмету – и к тому, что ежедневно вкладывается в мозги миллионов телезрителей. Подход к ТВ прочих телевизионных профи-оценщиков – как к коммерческому проекту и продукту потребления, не более того.
В одно я никак не могу врубиться: для чего телекритику с упоением отслеживать рейтинги – чай, не продюсер, не топ-менеджер и не рекламщик?.. И уж тем более давать оценку продукта, исходя из рейтингов. (Что, old fashion girl я, да? Зато сохраняю самоуважение.) Мне повезло застать светлой памяти Всеволода Вильчека – телевизионного теоретика и практика, аналитика и критика, человека с живой душой и горящими глазами; эх, любимые «шестидесятники»... По иронии судьбы Вильчек первым на российском телевидении выпустил из ящика Пандоры чертовы рейтинги...
В нашем телевизионно-критическом сообществе заведено облизывать, кого любим, поминая его при каждой возможности и невозможности. Ну а если кто нам рылом не вышел – от того небрежно отмахнемся и походя шлепнем ярлык «А ,этот... У него мелкие темы». Попробую перефразировать Аннинского: «Роль критика как посредника между передачей и зрителями не признаю. Интересно другое: мотивировки. Духовный опыт, если он есть».
Да нет у нас никакого духовного опыта. Есть практический, есть амбиции и желание образованность свою показать – и не забыть заодно поговорить о себе любимых. Есть потребность уверить окружающих в эталонности своих оценок, ведь, только ощущая себя эталоном, можно столь безапелляционно раздавать оценки и заключения, как это делаем мы. Особо не думая. «Не думая, а что же значит, что за стеною кто-то плачет?..» (Юрий Левитанский).
По-моему, грустно, господа.
