Станислав Минин.
Протоиерей Никита Панасюк (слева) не творит рок-кумиров. Он их просто уважает.
Фото из блога Никиты Панасюка
В июле 2008 года я выходил с концерта группы Porcupine Tree в клубе «Б-1» и обратил внимание на двух молодых людей. Высоких, бородатых и┘ в подрясниках. Семинаристов, по всей видимости. На концерте они едва ли оказались случайно. Porcupine Tree – это знать все-таки нужно. Разбираться┘
Мой приятель, православный верующий, рассказывал мне про своего духовника. На Афоне этот священник бывал регулярно. К таинству покаяния относился серьезно («Скоро воскресенье, опять на исповеди трястись», – говорил приятель). При этом со своим духовным чадом был не прочь обсудить, например, творчество британской группы Paradise Lost.
Когда оказывалось, что священник готов со знанием дела поддержать разговор о рок-музыке, это поначалу удивляло, но удивление длилось недолго и всякий раз было приятным. Это объяснялось культурной (или субкультурной) биографией, и то обстоятельство, что Церковь не вытравила из человека этот бэкграунд, казалось здоровым, нормальным.
Когда диакон (тогда еще) Андрей Кураев проповедовал на концертах «Алисы», митрополит (тогда еще) Кирилл встречался со звездами русского рока, а игумен Сергий (Рыбко) устраивал экскурсии для музыкантов Procol Harum и Uriah Heep, всем было ясно – это миссионерство. Оно не нуждалось в оценке. Оценку могло дать только время. Оценивать можно было только «по плодам».
Но случилось так, что «святым отцам» показалось мало, они сами взялись за электрогитары, и из духа музыки родился фарс┘
Группа «Сыновья России» предпочитает именоваться не «группой», а «православной музыкальной дружиной». Она плодовита, как молодой Фрэнк Заппа (за пять лет – с десяток релизов), но этим сходство с великим рок-инноватором ограничивается, потому что музыка «Сыновей» напоминает русский шансон, пусть и локально утяжеленный. Песня «Россия, не стань Иудой» – яркий тому пример.
Голос фронтмена ансамбля иеродиакона Рафаила (Романова), келейника оптинского старца Илия, местами звучит бесполо; впрочем, поклонники ВИА предпочитают другую характеристику – «звучит ангельски». Ангельским голосом отец Рафаил транслирует нам нетривиальные истины: «Кто пчелок уважает, кто к ним не пристает, того они не жалят, тому приносят мед» и т.д. Записями «Сыновей России» полнится Рунет┘
Священник Николай Кокурин из Дзержинска в узких кругах известен как рок-поэт. Песни на его стихи исполняет, в частности, группа «Пилот». В прошлом году на фестивале «Мир без наркотиков» в Санкт-Петербурге он, перекрестившись, рассказывал собравшемуся «пиплу» о том, что «курнуть, нюхнуть, кольнуться – это украсть у Бога благодать», задумчиво мял в руках скуфью, а потом, к восторгу публики, схватил гитару и спел. В худших традициях русского рока – претенциозно, с намеком на глубокомысленность, с растягиванием гласных, призванным скрыть отсутствие вокальных данных и харизмы, с гитарой, не нуждающейся в настройке и бренчащей в духе пивных посиделок на дворовой лавке или подъездной лестнице.
Питерский протоиерей Олег Скобля тянется к сцене с начала 90-х. По некоторым сведениям, на создание первых песен его благословил покойный митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев). Примечательно, как много разного успел, по все тем же некоторым сведениям, благословить владыка. Отбывающий срок публицист Константин Душенов утверждает, например, что митрополит Иоанн благословил его антисемитскую газету.
 Иеродиакон Рафаил трудится на сцене, как пчелка. Кадр из видеоролика группы «Сыновья России» |
Впрочем, Олег Скобля ничего не поет про еврейский заговор и много – про Бога, «клинопись перелетных стай» и Родину. Он духовит, задумчив и зануден на фоне перебирающего струны коллектива товарищей. Почему его музыку называют роком, пусть и православным, сказать сложно. Это все тот же шансон. «Дело вкуса», – пишут поклонники. И верно. Вкуса. Или безвкусия.
На фоне отца Рафаила, Олега Скобли и Николая Кокурина донецкий протоиерей Никита Панасюк, полный и бородатый, с губной гармошкой, гитарой и «песней, которая не нравится Элвису Пресли», выглядит органичным, веселым хиппи. Каковым, в общем, и является. Альянс советских хиппи и православия был естественным. Контркультуры в 70-е и 80-е подчас варились в одном котле и взаимно обогащались.
Все это кажется вершиной айсберга. Все это становится трендом. Все это призвано продемонстрировать новое лицо Русской Православной Церкви.
Церкви, будь то Католическая или Православные, сами налепили на поп- и рок-культуру ярлык «зловредности», оперируя ветхозаветными максимами: «Не сотвори себе кумира» и прочее. И это было понятно. Два крупных производителя культурного капитала боролись за сферы влияния. Молодежь вместо священника слушала Джима Моррисона. Или Курта Кобейна. Церковь хотела, чтобы все было наоборот. Она завидовала гибкости поп-культуры, но сама с собой, консервативной и громоздкой, ничего не могла поделать.
Подобные конкуренты были у Церкви всегда. Взаимоотношения с ними ничего не говорили о том, прогрессирует Церковь или нет, достойно отвечает на вызов современности или не очень.
Однако поп- и рок-культура стали чем-то вроде символа современности, причем символа всеобъемлющего. И для того, чтобы Церковь могла казаться современной, ей не нужно менять язык богослужения. Не нужно переосмысливать догматы. Не нужно быть умными консерваторами в вопросах морали, выбирая, где именно проявить твердость, а где гибкость, отделяя первостепенное от второстепенного.
Достаточно того, чтобы бородатый мужчина в рясе забрался на сцену и крикнул: «Привет, пипл!» Достаточно того, чтобы он беседовал с байкерами, а еще лучше – хватал инструмент и вопил что-нибудь про Господа Бога, кресты, купола, русскую душу и вред от наркотиков.
И тогда никто не сможет сказать, что Церковь несовременна. Даже если она несовременна в квадрате. Ведь современность должна быть «прикольной». Так что, раз-два, раз-два-три, все вместе: «Кто пчелок уважает┘ Кто к ним не пристае-о-от!..»
