Наталья Савицкая
Ему около 40, а мне всего лишь 17.
Кадр из фильма «Элегия»
Вот уже пару-тройку лет в конце или самом начале года со мной происходит одна и та же история. Мне звонит телекинопродюсер, и начинается примерно такой разговор:
– Нам понравилась ваша история. Хотим снимать. Сможете ли вы к нам подъехать, чтобы переговорить более предметно?
Дальше я еду на фирму. Как правило, это какая-нибудь контора, которая делает продукцию для канала. Еду, и сердце мое готово встрепенуться ласточкой ввысь┘
– Все замечательно, только нужно переделать сценарий, чтобы героине было 20–24 и не более, а герою не меньше 35, – прерывают продюсеры мой начавшийся полет.
– Зачем? – подбитой тушкой шмякаюсь об стол переговоров.
– В кинотеатры ходит молодежь от 13 до 35 лет┘
– Меня пугает найденный вами компромисс, – пытаюсь дотянуться до самого дна продюсерской совести. – Ведь если мы будем продолжать убеждать общество, что для серьезных отношений готовы только юные девушки и перезрелые мужчины, в нашей стране перестанут рождаться дети.
– Будьте честны хоть перед собой: да все девушки только и мечтают об этом перезрелом мужчине.
Вечером брожу по ящику. Нахожу какой-то фильм о семи английских старушках-аристократках, оказавшихся во время Второй мировой в Италии. Смотрю и проникаюсь: войну выиграли американцы. А традиции Англии – великая сила. Тепло около их национального костра, как-то надежно, цивилизованно. Так и хочется довериться этой умытой, старой, доброй Англии┘ Я сейчас транслирую даже не свои мысли, а народные.
Щелкаю пультом, нахожу русский фильм про библиотекаршу из провинции и странного морячка. «Хороший фильм, честный», – говорят в гордоновской аудитории после просмотра. «Но что остается в осадке? Чтобы сносно жить в РФ, надо либо что-то продавать, либо воровать. Не вписался в схему – смерть, – звучит реплика в ходе обсуждения фильма. – Помнится, русские классики, не приукрашивая русский быт, любили своих героев. И делали ясные акценты – дух народа велик, быт вторичен, богатство – тяжкое испытание. Зачем сегодня люди берутся за самое массовое из искусств? Чтобы сказать, что страна погибла. Или фальшиво пропеть: «Все будет хорошо!»
Посмотрев телевизор, мне хочется тоже поступить честно – порвать свои истории. Да что толку? Они уже давно напечатаны и прочитаны не одной сотней людей. Вот даже продюсер прочел. И вроде бы вдохновился. Ладно, я выполню обещание, данное ему, и поразмышляю о любви к мужчине, годящемуся мне в отцы┘
– Девушки, можно присоединиться к вашему разговору?
Задерживаю взгляд на его лысеющем затылке. Ему около 40, а мне всего лишь 17. Выгляжу на 20. Взгляд серьезный, и это меня ужасно старит. Смотрю на него, попутно вспоминаю чеховское: волос мягкий – значит, человек добрый...
– Можно, – милостиво разрешаю я и незаметно толкаю под локоть свою подругу Светку, на которую, как обычно, напал столбняк.
Она дикая, сторонится мужчин и даже парней. Поэтому в разговор с противоположным полом первой всегда вступаю я. Сейчас мы возвращаемся домой с концерта симфонической музыки. Человек, догнавший нас, – первая скрипка оркестра из Москвы. Он интересуется нашими впечатлениями. Отвечает ему в основном Светка. У нее за плечами музыкальная школа. Это позволяет ей беседовать с незнакомцем почти на профессиональном уровне. Я молчу, страшно гордая за нас обеих.
– Вы красивая девушка, – говорит он, неожиданно обращаясь ко мне. – Вам нужно быть осторожнее в этой жизни.
 Моя дочь тоже не представляет своим спутником мужчину старше ее на 20 лет. Фото из архива автора |
Где-то я уже это слышала┘ Ах да! Неделю назад. От Элеоноры, примы нашего театра и жены старого режиссера Седова. Мы с ней познакомились на пляже. Сорокалетняя дива сама подошла ко мне и сказала все то же самое, что и он, а потом спросила:
– Хочешь поступить в театральное училище? Приходи ко мне в гости. Я с тобой позанимаюсь. Я – ведущая артистка нашего театра. Мой муж – сам Седов.
И я пришла. Элеонора открыла мне сама. Рывком распахнула двери настежь, и┘ я невольно отшатнулась – мои родные никогда не забывали об эстетических чувствах домашних. А тут на женщине только крошечные бикини.
– Жара! Я плавлюсь, – просто объяснила она свою наготу и, повернувшись в сторону кухни, прокричала: – Максимыч, ну где вы там? Попили? Я прощаюсь с вами! Тут ко мне девочка пришла.
Плотный и ничем не примечательный, шофер главы нашего города, вытирая рот платком, затрусил к выходу. Элеонора протянула ему тонкий конверт.
– Вот┘ передайте Сергею Ивановичу. Да осторожнее, смотрите, чтоб конверт не порвался, запонка довольно острая.
– До свидания, Элеонора Сергеевна.
Он ушел. А Элеонора взяла меня за талию и повернула лицом к большому зеркалу на стене. Я с интересом взглянула на свое отражение – у нас дома никогда не было зеркал такого размера. Я увидела себя во весь рост: худую, черную от загара, в летнем сарафане в горошек, с выгоревшими волосами до талии и┘ дикими глазами. Элеонорина голая грудь уперлась мне в локоть. Совсем близко оказалась ее кожа – белая, вся в крошечных родинках. Ее кудри, изрядно перепорченные перекисью, залакированные даже в такую жару, противно коснулись моего плеча. Она тоже смотрела на мое отражение и, похоже, любовалась им┘
Чуть-чуть прервусь на одну нынешнюю историю. Мальчику папа подарил какую-то экзотическую ящерицу. Он дернул ее за хвост, она его укусила. Не больно, но чувствительно. Через какое-то время мальчик прибежал к папе и говорит ему: «Папа, папа, ящерка ко мне так привязалась. Ходит за мной по пятам. И с такой любовью на меня смотрит!» Папа заинтересовался поведением плотоядной. Навел в Интернете справки о ней. Оказалось, ящерица ядовитая. Кусает жертву, а потом ходит за ней и ждет, когда же наконец этого укушенного парализует. Единственная незадача – яда в ней так мало, что даже на маленького человека не подействует.
Похоже, с интересом той самой ящерки смотрела на меня Элеонора. Но с сексуальным просвещением в стране тогда было совсем никак, поэтому я ничего о ней плохого не подумала. Но инстинктивно все же от нее отстранилась. В это время вернулся из театра Седов. Мне ее муж показался ужасно старым и нервно-угрюмым. А было ему, кажется, около шестидесяти. Он вопросительно посмотрел на меня.
– Это Наташа, девочка, о которой я тебе рассказывала, – пояснила ему Элеонора, кутаясь в мгновенно найденный халат, – посмотри, какая она фактурная.
Он царственно кивнул мне и прошествовал в свой кабинет.
А Элеонора закатила глаза и┘ бросив пальцы на клавиши, чувственно пропела: «Старый муж, грозный муж, режь меня, жги меня!»
┘Итак, я решительно отказала «первой скрипке» проводить меня до дома. Перед расставанием он, все же волнуясь как мальчишка, попросил:
– Может, дадите мне свой телефон, Наташа?
И я дала. Светкин. У нас так было заведено: знакомлюсь я, трофей достается ей. Светка позвонила поздно вечером и рассказала о его звонке. Чем больше я ее слушала, тем больше жалела о содеянном. Ну надо же, взрослый мужчина говорит мне такие проникновенные вещи, и я слышу их всего лишь в Светкином упрощенном варианте. Ручаюсь, из вредности она передала мне не более тридцати процентов от услышанного. Ну где же здесь справедливость? К счастью, он оставил нам билеты на свой последний концерт! К несчастью, пойти не удалось. Обычный конфликт отцов и детей. А Светка сходила на концерт и принесла мне записку от музыканта. С трепетом встревоженной лани я развернула аккуратный лист бумаги, на котором было написано отнюдь не любовное стенание, а всего лишь что-то странное: «Наташа, прочтите «Подводя итоги» Моэма. Он ваш автор. И не забудьте обо мне, когда будете подводить свои «Итоги»┘ Вот так, я получила в жизни неожиданный подарок – Моэма и чувства взрослого мужчины.
– Скажи честно, ты смогла бы влюбиться в сорокалетнего? – вечером интересуюсь я у своей дочери.
– Мам, ты опять смотрела ужасы НТВ?
