Афганские хроники

Сергей Полусмак (слева) и Роман Суджаев (справа) и сейчас на боевом посту. Редакционном.
Фото автора

Среди моих товарищей-сослуживцев, особенно «афганцев» и «чеченцев», – все сплошь фаталисты. Никто не кичится былыми подвигами и заслугами. Когда собираемся, больше вспоминаем тех, кого нет с нами. И всегда почему-то получается так, что смерть погибших на тех необъявленных войнах – какая-то нелепая, совсем негеройская, очень страшная и обидная. А прожитая ратная жизнь для многих из тех, кто уцелел (и которым эта жизнь виделась как минимум с маршальским жезлом), обернулась какой-то суровой и грустной несправедливостью┘

Со своим двоюродным братом лейтенантом Алешкой Матвеевым (мы звали его Матюшей), который в составе Кушкинской дивизии в декабре 1979-го одним из первых вошел в Афганистан, я последний раз встретился в апреле 1981 года в своем родном Ташкенте. Я, тоже лейтенант, приехал в отпуск из Группы Советских войск в Германии (ГСВГ), Алешка – из Белоруссии, из Борисова. Там на танкоремонтный завод он сдавал подбитые на фугасах, прожженные гранатометами и ПТУРами полковые БМП-1. А в Ташкенте, тоже родном для него городе, он ждал самолета на Шиндант, чтобы снова вернуться в 40-ю армию, на необъявленную афганскую войну. То, что это была война – причем партизанская, он написал мне уже в первом своем письме. Я до сих пор удивляюсь, почему такое пропустила цензура. В той ГСВГ, где военная служба протекала на фоне мирных гаштетов, где рекой лилось хорошее пиво и очень вкусно чавкались немецкие сосиски, это было как-то необычно воспринимать. Но Алешка не умел врать: «Духи стреляют метко. Стреляют из американских снайперских винтовок исключительно в лоб или сердце. Мы им отвечаем тем же┘»

Ту встречу я помню до мельчайших деталей. Мы почти полдня просидели в престижной для того времени кафешке в центре города, у сквера Революции, глотая вонючий узбекский коньяк, но не пьянели. Радостные от долгожданной встречи, мы, выросшие вместе, прошедшие суровую школу в одном курсантском взводе Ташкентского высшего общевойскового командного военного училища (ТВОКУ), рассказывали друг другу о наболевшем, о планах на будущее. Алешка мечтал перейти в спецназ ВДВ и с гордостью говорил, что его туда берут. Я тоже был рад за Алешку – попасть в спецназ для многих было самой большой мечтой. Это был дух того времени – романтичный, загадочный. Казалось, что впереди у нас целая жизнь и мы все сможем┘

Я вдруг тогда спросил Алешку: «Ты убивал кого-нибудь?» Зачем я так спросил, до сих пор не пойму. Но Алешка ничуть не смутился. Он показался мне тогда каким-то необычным и очень взрослым. Он, нахмурив брови, играя желваками на своем бледном худом лице, ответил тогда шепотом: «Было дело┘» Потом, сделав паузу, также шепотом добавил: «И не раз». И продолжил: «Ты знаешь, я кажется заговоренный. В меня пули не попадают. Вот только от гранаты осколки засели во мне». Он поднял рубашку и, не стесняясь, оголил свой живот, испещренный красно-бурыми от пота шрамами. Потом каким-то заговорщицким голосом стал рассказывать: «Было дело однажды. Душман один в меня целился, почти в упор. А у меня в рожке патроны кончились. Он стреляет, а я во весь рост иду на него и ору. Что там я орал, я не помню. Но только, когда уже приблизился, отшвырнул я его старый английский карабин и так, прикладом по башке бил, бил, бил┘»

Когда мы уходили из кафе, к нам вдруг подошла цыганка. Они всегда толпились у сквера Революции, а мы всегда старались от них держаться подальше. А тут вдруг то ли хмель в голове пробудился, то ли деньги еще оставались. Остановились мы. Лешка протягивает руку. Цыганка посмотрела на ладонь его и как бы в смятении оттолкнула ее в сторону. «Жизнь у тебя будет короткая», – сказала она и убежала, даже не взяв деньги. Мы тогда посмеялись. А через полгода Алешки не стало.

В Ташкент я приехал по служебным делам в ноябре 1981 года. И все ждал своего брата из Афгана. Алешкина мать, моя родная тетка – тетя Руфина все приговаривала: «Вот-вот Алешу должны заменить в Союз». Оказалось, что еще в конце ноября 1979 года Матвеева вычеркнули из списков части и он мог ехать в Ташкент, потому что вместо него в полк прибыл молодой офицер. В то время его рота пошла в рейд, и наш Алешка, вместо того чтобы сдавать должность, ушел на задание. Боевую задачу они выполнили без потерь. Уже возвращались обратно, когда на привале один из солдат, вылезая из люка БМП, ногой случайно нажал на гашетку пулемета ПКТ. Очередь┘ И сидящего впереди на другой боевой машине Матюшу прошила очередь. Его еще могли спасти. Сослуживцы Алешкины сказали, что он умер от потери крови – что-то в медсанбате долго суетились. Короче, не спасли его.

Эти подробности я узнал недавно. В похоронке было написано, что Алешка «погиб смертью храбрых, выполняя интернациональный долг┘». Спустя полгода после гибели Матюши жена подарила мне двух сыновей, одного из которых я назвал Алешей. По замене из ГСВГ просился в 40-ю армию, но направили меня на Дальний Восток. Просился в Афган и Сашка Матвеев, тоже офицер, Алешкин родной брат, ему также отказали. Потом, уже когда я служил в Москве в Минобороны, мне один из офицеров Главного управления кадров рассказал, что тогда был негласный приказ – родственников погибших в Афгане офицеров в 40-ю армию не посылать.

Кроме Алешки в Афгане из нашего курсантского взвода ТВОКУ погиб еще Хурсанали Оразалиев. Его уже сразу после выпуска взяли в спецназ, потому что он хорошо стрелял и знал несколько афганских языков. Оразалиев был единственным казахом на весь наш курсантский батальон. Не уберегли его тоже┘

Из наших сослуживцев по взводу, выпускников ТВОКУ, кого я знаю, инвалидом стал Женька Швецов. В бою в Афгане Женьке осколками от гранаты повредило лицо, а ногу так разворотило, что он до сих пор прихрамывает. Женька на всю жизнь остался инвалидом, хотя военную службу не бросил. Ему дали возможность служить в военкомате. Хотя в училище мечтал он о карьере большого военачальника. У него были на это задатки. Но инвалид – кому он нужен в армии? Без наград и должных почестей остался после Афгана и другой наш сослуживец по ТВОКУ – Анатолий Сметанкин. Весь израненный, контуженый, тратящий большую часть своей инвалидной пенсии на аптеку, Сметанкин спустя почти 30 лет узнал от сослуживцев, что командование дивизии представляло его к присвоению звания Героя Советского Союза. Но награду не дали. Только раны разбередили┘

Сейчас, когда уже прошло 22 года с той необъявленной войны, когда за плечами многих из нас еще и война чеченская, почему-то сейчас вспоминается то время многими из нас без особой обиды. И что заметно – чем дальше живешь, тем меньше новых друзей обретаешь. Больше теряешь. Дружишь с теми, с кем служил, кто надежен и проверен боем.

В редакции «НГ» среди ветеранов боевых действий у меня два друга – полковники-афганцы. Это начальник гаража Сергей Иванович Полусмак и сотрудник дирекции «НГ» Роман Сергеевич Суджаев. Я горжусь дружбой с ними, потому что истоки этой дружбы из нашей курсантской и офицерской юности. С Алешкой Матвеевым и Ромой Суджаевым мы учились в ТВОКУ в одном взводе. Роман Суджаев служил в Афгане уже перед самым выводом 40-й армии в Советский Союз в 1987–1989 годах. Он был заместителем начальника по материально-техническому обеспечению 13-го военно-медицинского госпиталя, дислоцированного близ Баграма. О геройской службе Суджаева свидетельствуют его награды. Он кавалер ордена «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени и самой почетной солдатской медали «За боевые заслуги». Не раз Суджаеву приходилось рисковать жизнью во время постоянных разъездов по Афганистану, связанных с обеспечением госпиталя необходимыми лекарствами, продуктами и ресурсами, в любую минуту можно было подхватить смертельную инфекцию. Какими только болезнями не пришлось ему там переболеть. Но благодаря судьбе Роман выжил. Израненный, но по-прежнему ответственный и добрый, он верен офицерскому долгу и чести┘

Вместе с Романом Суджаевым геройски служил в Афганистане и Сергей Полусмак. Говорят, что технари не могут быть героями. Еще как могут! Сергей, будучи майором, командовал в Афгане 333-м отдельным ремонтно-восстановительным батальоном 108-й мотострелковой дивизии. В 2006 году, спустя 17 лет после того, как он вернулся с той войны, ему вручили орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени – за мужество и героизм во время вывода наших войск из Афганистана в январе 1989 года. (Это у него уже второй орден. Первый – орден Красной Звезды – Полусмак тоже получил за Афганистан).

В январе 1989 года батальон Полусмака обеспечивал техническое замыкание войсковых колонн на трассе Кабул–Хайратон. На 13-й заставе, размещенной близ Баграма, он возглавлял Ремонтно-эвакуационную группу (РЭГ). В один из январских дней заставу атаковали душманы. Майор Полусмак оказался на заставе главным и принял командование боем на себя. Как позже выяснилось, сделал все грамотно. В течение четырех часов бойцы-технари РЭГ и солдаты сопровождения держали круговую оборону против превосходящих сил противника. Когда подоспела подмога, оказалось, что душманы окружили заставу плотным кольцом, намеревались ее уничтожить и завладеть техникой. Не получилось. Подчиненные Полусмака отбили все атаки, при этом потерь среди них не было. Потом Полусмак еще целый месяц сопровождал колонны, уходящие в узбекский Термез. На Хайратонский мост он вышел в числе последних бойцов 40-й армии, буквально за несколько минут до того, как это сделал ее командующий Борис Громов.