«Ты все еще в «НГ»?» – спрашивают знакомые. «Конечно. А где мне еще быть?».
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
Я научила свою маму пользоваться Интернетом. Теперь жалею.
– Как ты и твои коллеги еще живы! – говорит она, найдя очередной «расстрельный» отзыв в Сети, – слово ведь убивает┘
– Мама, я открою тебе большой секрет: я не читаю отзывов. И тебе не советую.
Я действительно не читаю анонимов. С их тошнотворно кляузническим стилем. С их вечным стремлением не развить диалог, а уничтожить автора. Это не означает отнюдь, что я не уважаю своего читателя. Или не хочу знать его мнение. Хочу узнать. Очень. Но не о себе, а о проблеме. Со своим читателем я много общаюсь лично. Глаза в глаза. (Представьте себе, если несколько раз в месяц вы выезжаете в командировки в регионы, каждый день посещаете какое-нибудь мероприятие, берете комментарии и интервью или просто общаетесь с новыми людьми.)
– Читаю вашу газету (или вас), – обычно говорят мне после знакомства. – Вы знаете, в последнее время она стала такой-то┘ А ваш журналист один написал то-то┘
И я оказываюсь в ответе за журналиста N. Скажу прямо, я никогда не топлю своих, потому что они – яркие люди. А таким прощается многое. За искренность, за талант, за эмоции и даже за горячность.
И, честно говоря (соглашусь с одним злопыхателем), сама иногда удивляюсь, как я вообще могла затесаться в ряды авторов столь уважаемой газеты. Но я отсюда, как надеется кляузник, по собственному желанию не уйду. Потому что странно устроена: могу работать только там, где бьется живая мысль. А здесь она сегодня есть.
До прихода в «НГ» я сменила несколько коллективов. Грешна тем, что и сегодня иногда ухожу на вольные хлеба. Вхожу иной раз на время в иные товарищества (иногда очень высоко устроенные) и┘ острее понимаю, как мне хочется побыстрее вернуться в родную гавань.
– Ты все еще в «НГ», – полупрезрительно говорят мне некоторые мои знакомые, которые в последние годы сделали невероятный карьерный скачок к самой верхушке властной пирамиды.
– Конечно, а где мне еще быть? – не принимаю я их покровительственный тон.
– 14 лет в одном издании? Так и будешь с диктофончиком до пенсии бегать?
– А кто сказал, что журналистика – исключительно удел юных да шустрых? Да они и не пойдут в газету. В крайнем случае – в «ящик», за лаврами Опри Уинфри.
Правда, мало кто из них задумывается сегодня над тем, что стать такой, как Опри, можно, только достигнув определенной степени житейской мудрости. Кстати, почему у нас нет «Опр» на ТВ? Потому что теленачальников интересует форма, а не содержание. Ну, да бог с ними!
Вообще коллектив полноценен тогда, когда в нем плодотворно уживаются несколько поколений. Примерно, как у нас. Меня, например, очень радует то, что я работаю с людьми – ровесниками моей матери и вчерашними студентами. Мне есть куда расти в духовном плане. Я учусь и у тех, и у других. Насколько же обедняют свое издание главные редакторы, делающие ставку исключительно на энтузиазм юных. «Ногами», конечно, можно принести новость, но едва ли можно донести мысль.
Когда я выйду на пенсию, вряд ли засяду за мемуары. Хотя, дайте подумать. Люблю вспоминать┘
Мое вливание в ряды журналистов «НГ» совпало по времени с бурным вливанием СМИ в мир презентаций. Тогда все и везде презентовали. Иногда с возлияниями, иногда – без. С обилием закусок или – без┘ Так вот на одну такую презентацию как репортер светской хроники я и попала. Нырнула с порога в аромат дорогого парфюма и мир томящегося гламура┘
– Иди к нам! – помахала мне рукой коллега из конкурирующего издания.
Я проворно втиснулась в кружок хохочущих журналисток и оглянулась в поисках воды.
– Пить ужасно хочется┘
– Здесь только шампанское, – сообщила моя подруга Светлана из конкурирующего издания, – я уже нашампузилась по самое не хочу. И отойти не могу. Мне нужно обязательно взять коммент у пары «тел». Говорят, сейчас подъедет N.
– А что он здесь забыл?
– А потусить в обществе Роберта де Ниро?
– А┘
Я махом выпила бокал шампанского. Волна алкоголя достигла активных отделов мозга быстрее, чем я ожидала. Но жажду тем не менее не утолила. Тут я запоздало вспомнила, что с утра ничего не ела. О, ужас! А зал уже кружился в хороводе. Все сразу стало смешно. Мы стояли, нетрезво подхихикивая над публикой, когда в зале появился импозантный N., помощник президента России.
– Счас я его, тепленького, и возьму, – сказала журналистка Светлана П. и отставила в сторону третий бокал с шампанским.
– Может, не надо? – попробовала я удержать ее за руку.
– «Надо, Федя, надо!» – процитировала Света гайдаевского Шурика, отстранила меня и ринулась навстречу N., как бык в своем последнем рывке на расслабившегося матадора. Разумеется, я не могла оставить соперницу по перу без дружеской поддержки и молча последовала за ней.
Та зашла к «добыче» со спины. Довольно развязно постучала N. по плечу. Отчего охранники в дверях разом вытянули шеи в нашу сторону.
– Светлана П. из ┘ Можно вас спросить┘ – бодро начала она.
И вдруг, о боже, не совладав со своими сильными физиологическими потребностями, крепко зажала себе рукой рот. Третий бокал, судя по всему, был явно лишним. Стоящий рядом сообразительный молодой человек из организаторов мероприятия быстро схватил ее за плечи и чуть ли не волоком потащил к выходу. Все произошло молниеносно. Я осталась стоять на месте, лицом к лицу с N.
– А вы из какого издания? – строго уставился он на меня.
– Из «Независимой газеты», – ответила я, старательно сохраняя достоинство.
– У вашей газеты┘ власть┘ тоже вызывает столь же сильный рефлекс, как у вашей коллеги?
Он, кажется, был настроен шутить.
– Нет, – вежливо отреагировала я, – мы несколько сдержаннее в появлении чувств.
Он отчего-то поскучнел. И я, приободренная, продолжила:
– Но можем при случае процитировать Осипа Мандельштама...
– Так вы хотели задать вопрос? – испугался вдруг он своего же плохого предположения.
Я старательно сформулировала вопрос. Он, как положено, обтекаемо ответил. А затем, подумав, вдруг интимно взял меня под локоток и тихо спросил:
– А напомните-ка, что сказал наш Мандельштам?
– Да, собственно, ничего такого┘ Он просто сказал: «Власть отвратительна, как руки брадобрея...»
– Ах, да! – в шутку вскинул N. руки вверх и устремился к входящим в помещение заезжим знаменитостям.
Это было бесшабашное время разгула демократии в стране.