Максим Лаврентьев 1 июля, когда на торжественном открытии Всероссийского форума школьных библиотекарей «Михайловское-2010» в Пушкинских Горах супруга премьер-министра РФ вручала заслуженные премии, я как ни в чем не бывало разгуливал неподалеку. Разумеется, ваш покорный слуга оказался в этих благословенных местах не случайно, а будучи приглашенным на вышеуказанный форум. Но, во-первых, я не библиотекарь, а всего лишь скромный библиофил, во-вторых, терпеть не могу официальные мероприятия, и, в-третьих, на следующее утро мне предстояло отправиться в Псков, чего я никак не мог сделать, прежде не осмотрев основательно Михайловское и Тригорское, расположенные поблизости.
Итак, Михайловское. Здесь я уже побывал накануне. От турбазы сюда ведет сначала тропинка в полях, а затем и настоящая дорога от деревни Бугрово – мимо большого пруда с декоративной водяной мельницей. Дальше начинается лес, в котором местные жители собирают чернику, а презирающие опасность комары пикируют на первого встречного, уподобляясь в том рисковым чиновникам-камикадзе, торопящимся присосаться хоть к какому-нибудь завалящему нацпроекту. Подъехать к пушкинской усадьбе с новорусским шиком нельзя – вас остановят на КПП в Бугрово и вежливо попросят вытащить пивную тушу из иномарки.
Вообще лес в Михайловском – единственное по-настоящему живое существо в округе, не считая служителей и некоторых посетителей музея-усадьбы. Все остальное, как деревенская мельница, – восстановленный в точности и повторяющий прежний облик мертвый новодел. От построек пушкинского времени сохранились только фундаменты, но и они, кроме камней бывшего каретного сарая, скрыты от глаз муляжами. Понятно, после двух катаклизмов – революции и великой войны – мало что могло бы здесь уцелеть. Не сохранилось бы вообще ничего, когда б не героизм наших солдат, над могилой одного из которых, неизвестного, при входе в лес установлен памятный знак. О делах военных напоминает и крошечная мортира на деревянной консоли. Она была найдена при расчистке Михайловского парка в 1950-е годы. Как же так – у Пушкина и без пушки! С грустью еще раз побродив по аллеям и отправив некоторым друзьям эсэмэски с текстом «Пушкина в Михайловском нет. Вероятно, уехал в Тригорское», я свернул на лесную дорогу.
На пути из Михайловского к усадьбе Осиповых-Вульф паломник обязательно пройдет через деревеньку Савкина Горка, где дачникам сдаются комнаты и коттеджи, а уже возле Тригорского непременно надо взойти на высоченный холм с церковью – древнее городище Воронич. С этим местом связано одно из первоначальных заглавий «Бориса Годунова», а именно: «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и Гришке Отрепьеве ≈ летопись о многих мятежах и пр. ≈ Писано бысть Алексашкою Пушкиным в лето 7333 в городище Вороничи». О том, чем занимался здесь «Алексашка» в перерывах между писанием своей «летописи», красноречиво свидетельствует наиобширнейшая литература. Я же только сообщу по секрету любителям куртуазной лирики, что знаменитая «вавилонская блудница» мадам Анна Петровна Керн, гостившая здесь у своей тетки Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф, также бывшей интимной приятельницей великого поэта, по всей вероятности, не является подлинным адресатом стихотворения «Я помню чудное мгновенье┘», хотя в путеводителях и утверждается обратное. Ну никак не подходит она на роль «гения чистой красоты»! Ведь на самом-то деле┘ впрочем, извольте изучить этот любопытный вопрос самостоятельно.
Тригорское расположено действительно на трех горах. Кроме гор я насчитал здесь такое же количество прудов, так что усадьбу вполне можно бы именовать и Трехпрудская. От старого времени остались только деревья. Особенно замечателен дуб, возвышающийся на кургане. Конечно же, он прозван «Дубом уединенным». А поодаль вы обнаружите «скамью Онегина», «аллею Татьяны» и прочие попсовые радости для очарованных странников. Здешние открыточные виды по нраву юным художницам, в изобилии обнаруживающимся в самых неожиданных уголках парка. Любителям экскурсионного пикапа рекомендуется.
Не надо думать, что я упорно отлынивал от обязательной программы форума. Вместе с библиотекарями накануне побывал в Святогорском монастыре, на могиле А.С. Попы пели и размахивали кадилами. Женщины поэтично грустили. Я же раздумывал о том, что скажу им на встрече в научно-культурном центре. Встреча эта, посвященная вопросам интеллигентности вкупе с интеллектуальностью, произошла в тот же вечер. Долго лились прочувствованные речи о русском народе и его культурной элите. Около сотни библиотекарш слушали, не совсем понимая, казалось, зачем им это все нужно знать, но добросовестно напрягались, благоговейно внимали и помалкивали. Я тоже молчал как рыба, полагая, что интеллигенция – это те самые люди, которые в 1917 году «проболтали» революцию и с тех пор исчезли как данность. Кто-то из выступавших вспомнил Твардовского, и тут уж я, взбешенный полуторачасовым пережевыванием пыли, когда до меня дошла очередь, спросил зал, назовет ли мне кто-нибудь фамилию нынешнего главреда «Нового мира». Осведомленных между библиотекарями не нашлось. Какие литературные журналы, продолжал я допытываться, выписываются вашими школьными библиотеками? Из сотни женщин только одна ответила, что их учебное заведение выписывает «Бельские просторы». Я порадовался за уфимских коллег, но дальше очень жестко говорил о нашей разобщенности, о наплевательстве государства на культуру и ее основу – образование. Известно ли, например, присутствующим, что пушкинская литературная традиция, бескорыстными хранителями и восторженными ценителями которой они являются, практически уже вытеснена из современной художественной словесности? Понимают ли они, что победа мракобесия в настоящем, это его победа еще и над прошлым и что уже вскоре некому будет прийти погрустить на могилу в Святогорском монастыре? Разговоры продолжались в кулуарах. Прекрасные разговоры. Замечательные мимолетные слова.
И еще раз мысленно возвращаюсь на путь между Михайловским и Тригорским. Когда часами идешь в молчании среди красот северной русской природы, начинаешь видеть и слышать по-настоящему. Вот налетел ветер – и закряхтели, разгибаясь, вековые стволы. По полям вслед за убирающей сено машиной важно шествуют многоученые аисты. Золотом на голубом сверкает далеко впереди купол церкви. Постепенно, шаг за шагом продвигается идущий, кажется, в самую душу народа, вдоль по течению маленькой Сороти к реке Великая.
