Все, что осталось от памятника последнему шаху Ирана Мохаммеду Реза Пехлеви, – ноги перед дворцом.
Сказать, что Иран живет в тревожном ожидании очередных санкций, а тем более войны – было бы явным преувеличением. К этим угрозам здесь относятся примерно так же, как к голливудским фильмам-катастрофам, заполонившим мировые кинотеатры. День в городах все так же начинается призывом муэдзинов к утренней молитве, что и 20, и 200 лет назад. Торговые ряды все так же пестры товарами, а люди все так же обеспокоены поиском хлеба насущного. Этот вечный ритм жизни иранского общества, кажется, не нарушат никакие катаклизмы, не то чтобы планы. Пусть даже вынашиваемые могущественными державами.
Ни при нынешней власти, ни при шахе, ни в более давние времена иранцы не считались до конца своими ни для кого. Всегда существовало подозрение, что эта страна хочет большего, чем кажется, что амбиции правителей выходят за рамки естественных возможностей. Даже ислам у иранцев не такой, как у соседей. Поэтому и в исламском мире Иран стоит особняком.
Такое положение не могло не отразиться на образе мыслей и жизни местного общества. Иранцы во всем доверяют только себе и рассчитывают исключительно на собственные силы. Исламская революция 1979 года, то и дело вводимые и отменяемые санкции усугубили картину: в Иране от прищепок до компьютеров – местного производства, по улицам ездят машины иранского автопрома – лицензионные модели известных европейских компаний, переименованные на местный лад. Импортные тоже есть. Их мало, покупать их дорого и содержать накладно. Особенно в условиях сумасшедших цен на импортные запчасти. А без них долго не продержаться – движение поразительно не отрегулировано. Выехать на встречную полосу, не пропустить автомобиль там, где это необходимо, нарушить правила маневра – все это обычное дело. Ездить, соблюдая правила, в иранских городах невозможно. Светофоры на самых оживленных перекрестках часто не работают. А в Тегеране можно обнаружить такое чудо света, как одноцветный светофор, у которого вместо привычных трех цветов сразу загораются три оранжевых. Потому закономерно, что в Иране непомятая машина – редкость, а в ДТП ежегодно погибают до 80 тыс. человек – вполне сопоставимо с количеством жителей небольшого города.
Иранские дороги – серьезное испытание для автомобилиста. |
Вот и политику Тегерана, осложняющую ему жизнь, можно сравнить с беспечной ездой по местным улицам и дорогам. Власти, кажется, совершенно перестали принимать во внимание мировые процессы, относясь и к ним самим, и предупреждениям и санкциям в свой адрес, как к тому самому светофору с тремя оранжевыми знаками. Иран во главу всего ставит цель, не задумываясь над средствами ее достижения. И получается: то, что для него благо, для остального мира – головная боль. А между тем и в самой стране не забыты те времена, когда Иран был авторитетным игроком не только регионального, а большего масштаба. Мохаммеду Реза-шаху не нужно было размахивать ракетами малой и средней дальности и искать мифических врагов для того, чтобы пользоваться авторитетом как у своих соседей, так и у сверхдержав. При всех явных просчетах во внутренней политике внешняя политика шахского режима была взвешенной и сбалансированной. Иран имел хорошие отношения как с США, так и с СССР. А арабские страны скорее завидовали, чем опасались растущего влияния Тегерана.
Общение с иранцами создало у меня впечатление, что по прошествии трех десятков лет после февральской революции 1979 года их отношение к шаху и к тем временам претерпело значительные метаморфозы. Мне рассказали, что школьники часто ставят впросак учителей вопросом: почему, восторгаясь достижениями того периода, вы уничижительно критикуете самого шаха?
В Иране подрастает новое поколение, которое не знает шахского периода и с интересом изучает все, что связано с временами правления особенно последнего шаха. Его дворец, расположенный на севере Тегерана, по-прежнему привлекает внимание. Только за последние два-три года здесь снято несколько документальных фильмов и художественных лент, связанных с последними днями правления Реза-шаха.
На мотороллере быстрее доедешь, чем на авто. Фото Виктории Панфиловой |
Около двух десятков лет ничем не примечательный особняк, построенный в стиле 60-х годов, служил одновременно и местом жительства шахской семьи, и официальной резиденцией главы государства. Сохранившаяся обстановка несколько не соответствует превалирующему мнению о невиданной роскоши, которой себя окружал иранский правитель. Богатства составляют выставленные на обозрение подарки и награды шаху от глав различных стран. Но ни золотые сабли, инкрустированные драгоценными камнями, ни дорогие столовые сервизы не производят такого впечатления, как обычный плюшевый жирафчик в комнате принцессы Лейлы или модель истребителя в комнате юного Али. Вещи – эти безмолвные свидетели триумфа и падения одной из знатных королевских династий мира, словно не дают самому духу монаршей семьи окончательно покинуть опустевший особняк. А нарисованный в уборной маленькой принцессы Микки-Маус словно укоряет посетителя за желание подсмотреть в замочную скважину некогда недоступную простому смертному личную жизнь августейших детей.
Тегеран–Баку