С привычкой проводить отпуск на юге не расстаться даже теперь.
Фото Григория Тамбулова (НГ-фото)
В рассказе Р.-Л. Стивенсона «Клуб самоубийц», более знакомом нашему самому читающему в мире народу по художественному телефильму «Приключения принца Флоризеля», одно из действующих лиц произносит фразу, которую в плохом женском романе назвали бы сакраментальной: «А я вам скажу, что любовь – отнюдь не самая сильная из страстей. Страх – вот сильнейшая страсть человека. Играйте страхом, если вы хотите испытать острейшее наслаждение в жизни».
Канадский кинорежиссер Дэвид Кроненберг не в пример автору «Приключений принца Флоризеля» Татарскому прекрасно бы разобрался в смысле сказанного, однако сюжет Стивенсона пока не заинтересовал его, и всем нам приходится довольствоваться банальностью, которую не вытравить даже попытками Олега Даля и Игоря Дмитриева убедительно сыграть английских аристократов вместо разряженных клоунов. Страх – в самом деле сильнейшее человеческое чувство, куда более сильное, чем, скажем, любовь или, скажем, ненависть. Снижение уровня тревоги – важнейшая задача любого человеческого существа, и решению этой задачи оно посвящает весь свой короткий и бессмысленный путь – если учесть, что вера в вечную жизнь есть не что иное, как еще один инструмент снижения уровня тревоги.
Отдых в августе 2008
В контексте этой постоянной заботы о собственной безопасности довольно странным выглядело желание одной моей знакомой журналистки съездить отдохнуть в Абхазию в августе–сентябре 2008 года. Когда она транслировала это свое намерение, окружающие расхохотались.
– Но ведь там же курорт, – заявила журналистка серьезным голосом.
– Все верно, – ответила ей другая журналистка. – Но фраза «мы заботимся о вашей безопасности» звучит убедительно только из уст бортпроводницы, которая требует пристегнуть ремень при заходе на посадку, да и то потому, что в случае чего все равно никто не выживет.
Журналистка не стала вдумываться в сложный смысл сказанного, а вместо этого отправилась за путевкой и через полторы недели уже прислала e-mail из какого-то сталинского санатория с облупленными ротондами где-то под Гаграми. «Рыба не очень вкусная, но климат прекрасный». Не в плохом французском романе, а, напротив, в хорошем английском детективе это могло бы сойти за шифровку, на деле, похоже, так и было: журналистка была дамой образованной и, конечно же, читала нашумевший в свое время рассказ Виктора Астафьева «Ловля пескарей в Грузии», после публикации которого грузинская делегация молча покинула зал заседаний Съезда писателей СССР.
Так или иначе, в безопасной, окруженной кольцами ПВО столице нашей родины городе-герое Москве во внутренностях людей с неудовлетворительной внешностью рылись «розочками» скинхеды, а бесшабашная журналистка предавалась литературным аллюзиям в советском мандариновом раю. Хотя все должно было быть наоборот.
Страх – самое сильное человеческое чувство. Эдвард Мунк. Крик. 1893. Национальная галерея Осло |
Советская полоса безопасности
Тут еще надо отметить, что советские архетипы не просто крепко сидели в голове нашей героини. Она вся из них состояла. Ее любимым лакомством была колбаса «останкинская», которая в советские времена стоила 2.20. Станцию метро «Театральная» она именовала «Площадью Свердлова», «Охотный ряд» – «Проспектом Маркса», «Китай-город» – «Площадью Ногина» и так далее, чем приводила в неистовство свою школьницу-дочь. Будучи грамотным и даже образованным человеком, в гастрономе она почему-то переходила на странный воляпюк, произнося «завесьте», «кто крайний?», «а этот творог у вас обезжиренный идет?» и прочие ужасы. Если мещанская теория о материальности мысли верна, то не исключено, что ей удалось выстроить вокруг себя этакую советскую полосу безопасности, с честной милицией, возглавляемой майором Томиным в исполнении Леонида Каневского, неподкупным судом и вежливыми гражданами на улице, которые никогда не обидят, а только спросят, как пройти к библиотеке. И эта полоса безопасности, конечно же, перемещалась с нею во всех направлениях, и уж тем более в Абхазию, которую она полюбила за Фазиля Искандера и представляла себе такой, какой он ее описал: Мухус, Чегем, созвездие Козлотура, «бесконечные статьи о реформах и дерзостная резвость крестьянской лошади».
Отпуск журналистка взяла тоже на советский манер – на 28 дней, а не на три недели, почувствуйте тонкую стилистическую разницу. Тем временем издание, в котором она работала, закрыли за недостатком финансирования. Ей решили об этом не сообщать, чтобы не расстраивать. Все же дочь почти взрослая у человека, кормить-одевать надо, школьную форму покупать опять же. Но каким-то образом она все же прознала о неприятном сюрпризе. И ответила e-mail’ом: «Только в Европе, США и Японии люди, узнав, что потеряли работу, кончают жизнь самоубийством. Да уж. Тут погода прекрасная, хотя дыхание осени уже чувствуется. Всем привет».