Собачий нюх

Стремление командовать заложено в человеческой природе.
Н.Н.Бунин. Офицер с собакой (В интерьере). 1886. Донецкий областной художественный музей

«Ты пишешь про кошку Мартына, но – брр! – я боюсь кошек. Собак же уважаю и ценю. Вот заведи-ка собаку!» – советовал Антон Чехов Ольге Книппер. Через некоторое время она задумала привезти ему в Ялту таксу по имени Шнапс. Чехов отвечал ей: «Когда у нас узнали, что ты привезешь такса, то все очень обрадовались. Собака очень нужна». Кстати, и сама Ольга часто подписывалась в письмах к Антону Павловичу «Твоя собака».

Любимой породой Чехова была такса. В его любви к ним чувствуется нрав сатирика. Ведь такса – пародия на собаку, хотя и добрая, и забавная. Первых двух его такс звали по-врачебному: Бром и Хина. К слову, такса Набокова Бокс-второй была родственницей этим чеховским таксам, жившим некогда в Мелихове. С Боксом-вторым Набоков гулял по улицам Праги, нарядив его в специальное драповое пальтецо, но в романах он собак почти не описывал в отличие от Чехова. Всем известная Каштанка (помесь все той же «таксы с дворняжкой») – полноправный литературный герой. А еще в ней есть что-то от идеальной женщины. Ведь она пренебрегла карьерой актрисы ради своей нищей, но законной, изначально определенной судьбой жизни. Каштанка – воплощенная верность, а собака-«совесть» комично описана в рассказе Зощенко «Собачий нюх»: «И вот подходит вдруг собака к агенту и хвостом виляет. Побледнел агент, упал перед собакой.

– Кусайте, – говорит, – меня, гражданка. Я, говорит, на ваш собачий харч три червонца получаю, а два себе беру...» В другом своем рассказе («Коварство») Зощенко признается: «И только, я говорю, мы, сатирики, вроде как бы и не люди, а собаки. Нет, вообще-то говоря, если подумать глубже, профессия эта тоже нужная и полезная в общественном смысле. Она одергивает дураков и предостерегает умных от их глупых поступков».

Несколько иной подход к братьям нашим меньшим у писателей-охотников. Они в собаке ценят прежде всего соратника и даже сотворца, ведь охота издревле была не только потехой, но почти сакральным действом, не лишенным эстетики и первобытного смысла. Многие классики в охотничьих сценах как будто пытаются нащупать эту былую связь человека с природой и потому поэтизируют это, казалось бы, не самое доброе занятие, а своих охотничьих собак наделяют почти людской душой. Достаточно вспомнить рассказ Пришвина «Первая стойка», трогательное странничество Белого Бима, собаку Ласку из «Анны Карениной»: «Ну, так если он хочет этого, я сделаю, но я за себя уже не отвечаю теперь», – подумала она и со всех ног рванулась вперед между кочек. Она уже не чуяла теперь и только видела и слышала, ничего не понимая». В охоте, как и писательстве, важны чутье, настрой и сосредоточенность. Расстроить охоту так же легко, как спугнуть вдохновение. А напасть на след – все равно что (добавьте любую писательскую проблему: найти тему, почувствовать героя, поймать ритм текста). Не зря ведь говорят, что слово бывает «метким». Одним словом, собака охотника – это интуиция писателя. Между тем профессиональных собачников, как и всяких дельцов, писатели обыкновенно не жалуют. Увлеченными собачниками были, к примеру, неприятнейший помещик Троекуров в «Дубровском» и гоголевский Ноздрев, разводящий «всяких собак, и густопсовых, и чистопсовых всех возможных цветов и мастей».

Писатели-охотники ценят в собаке соратника и даже сотворца. П.П.Соколов. Охота на волка. 1873. ГТГ

Антипод «профессионального собачника» – это хозяин собаки-друга, как правило, одинокий и вызывающий сочувствие. Таков Герасим. Нас учили в школе, что рассказ Тургенева разоблачает барское самодурство, но в памяти «Муму» прежде всего остается книгой об одиночестве. Странно, что мы, современные люди, умеющие в отличие от Герасима говорить друг с другом и даже петь на два голоса, вместо того чтобы чаще звать друзей на чай, почему-то заводим в наших тесных квартирках этих линяющих, гавкающих и пахнущих псиной животных. «Наиболее восторженными любителями собак бывают одинокие неврастеники или обиженные чем-то люди», – писал Иван Ефремов. А Геннадий Малкин утверждал, что «собак любят за то, что они не хотят стать хозяевами». Возможно, в этом есть доля правды. Не потому ли некоторые любят собак, что в природе человека есть стремление давать команды? Но не будем делать выводов, а предоставим слово известной собаке по имени Сапсан: «Люди, эти ходящие на задних лапах, голые, носящие чужие шкуры животные, до смешного неустойчивы, слабы, неловки и беззащитны, но зато они обладают каким-то непонятным для нас, чудесным и немного страшным могуществом, а больше всех – Хозяин. Я люблю в нем эту странную власть, а он ценит во мне силу, ловкость, отвагу и ум. Так мы и живем». (А.Куприн. «Мысли Сапсана о людях, животных, предметах, событиях».)

Что только писатели не делали со своими хвостатыми героями. Собаке Баскервилей разукрасили морду, сделав из нее чудовище, Жучку поместили в колодец, чтобы Тема смог ее оттуда спасти, безобидного Шарика превратили в человека, потом снова в собаку, и в конце концов – он превратился в метафору, а фокса Микки его хозяин Саша Черный заставил писать дневник: «Деревья, вот даже старые, молодеют каждую весну. А люди и взрослые собаки – никогда. Отчего?»

Но мы все больше говорим о прозе, а что поэты? В поэзии собаки заметно проигрывают своим главным конкурентам – насекомым и птицам. Но кое-что припоминается и на собачью тему. Первым делом – басни Ивана Крылова «Слон и моська» и «Собачья дружба», палиндром Афанасия Фета «А роза упала на лапу Азора», есенинская «Песнь о собаке» и его же «Дай, Джим, на счастье лапу мне...» У Пушкина в «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях» фигурирует Соколко – пес царевны, вслед за ней откусивший отравленное яблоко. Однажды моя знакомая маленькая девочка, вспоминая эту сказку, попеняла Пушкину на то, что мертвую царевну поцеловали и оживили, а вот мертвую собачку никто так и не поцеловал. Кстати, ирландского сеттера Сергея Львовича Пушкина (отца Александра Сергеевича Пушкина) звали Русланом в честь главного героя поэмы «Руслан и Людмила».

Итак, наш вывод прост и ясен: русские писатели очень любили собак. И все же, справедливости ради, добавим, что самый известный в мире писательский пес принадлежал не нашему соотечественнику, а жителю Туманного Альбиона. Это ньюфаундленд Ботсвен Джорджа Гордона Байрона. Английский поэт поставил ему мраморный памятник у себя в поместье с такой эпитафией: «Здесь покоятся останки существа, соединившего в себе красоту без тщеславия, силу без дерзости, храбрость без жесткости и все добродетели человека без его пороков, это похвальное слово, которое было бы бессмысленной лестью, если бы оно было высечено над прахом человека».