Не сезон

Порой кажется, что война здесь закончилась только вчера...
Фото Григория Тамбулова (НГ-фото)

По московской привычке я подняла руку и остановила машину.

– До Синопа довезете?

– Садитесь! Москвичка? У нас частников не останавливают – вызывают такси по телефону. Но вы не волнуйтесь, я доставлю вас, куда нужно.

Он довез до Синопа и┘ повез дальше. Я потребовала остановиться.

– Просто довезти и все – y нас так не принято. Мне потом скажут, а где твое абхазское гостеприимство. Давайте заедем в ресторан к моему другу, выпьем кофе, шампанского, потом я вас доставлю, куда скажете.

Я потребовала остановиться. Он продолжал уговаривать. Как раз проезжали мимо ресторана, где я постоянно обедала. Там же меня все знают, сообразила я.

– Вон видите слева ресторан?

– Здесь кухня европейская┘

– Или сюда, или никуда!

Официанты удивленно посмотрели, как я почти пробежала к своему столику. Сев на привычное место, сразу обрела душевное равновесие. Заказала себе кофе. Он появился через минуты две. Сел напротив и спросил, что я буду есть.

– Я себе заказ уже сделала.

– А напитки?

– Ничего.

– Пожалуйста, не обижайте меня!

– Зачем вам все это надо? Почему не спешите домой, к супруге, детям?

– У вас глаза цвета нашего моря, – выдвинул он контраргумент. – По этому поводу у меня родился тост.

Я с сомнением посмотрела вниз на воду бутылочного цвета. Увидела чаек, с криком кидающихся в кремовую пену. Ночью шторм вынес на берег корни деревьев, множество сучьев┘ но никаких отходов цивилизации. Экология, с уважением подумала я. Захотелось остаться с этой природой наедине, но мой попутчик никуда не спешил. После первого тоста почти сразу начал второй. Говорил много, но связно. Здесь это умеют. Абхазское застолье – один бесконечный тост и какие-то свои четко соблюдаемые правила. Младший, стоя, выслушивает речь старшего. Первым произносит тост тамада, затем он передает слово гостю, сидящему от него по левую руку. Сами тосты – отдельное произведение устного народного творчества.

– ┘Вот почему вы одна? – неожиданно прервал он сам себя.

Я вдруг вспомнила, что здесь не принято, чтобы женщина ходила без компании, это считается неприличным.

– Потому что не встретила мужчину, который бы любил одиночество так же, как и я, – попробовала вывернуться я.

– А, – ничего не поняв, протянул он и продолжил тост, перейдя на тему парности особей в природе.

Я оглянулась, чтобы подозвать официанта. Сухумцы не очень любят рестораны на берегу моря. Они слишком открыты ветрам и взорам. Местным же нравится, чтобы было как можно интимнее. Темный бархат штор, хрусталь бокалов, скатерть из шелка или парчи. Накануне меня пригласил отобедать в одном из таких заведений местный коллега-журналист. В прошлом – москвич. Ярким днем в ресторане было мрачно, как в склепе. Вдобавок жутко давила помпезная обстановка тронного зала, и было очень холодно. «Может, вы сядете поближе ко мне, а то как-то...» – попросил коллега, и обед закончился, едва успев начаться. На Кавказе я всегда чувствую себя сторожевой собакой на посту.

– Я хотела узнать: здесь есть бордель? – спросила я подошедшего ко мне официанта.

Мой случайный попутчик едва не выронил бокал с вином.

– Вы хотите в бордель? – официант, наоборот, сохранил присутствие духа.

– Кто ж меня туда возьмет!

– Тогда, может, чего-нибудь более доступного?

– Чаю.

– Понял┘ а бордель в городе есть, подпольный, конечно.

С официантом у меня сложилось полное понимание. Такого юношу, блоковской внешности, с правильным русским, немного манерного, встретишь и в московском ресторане. Молодежь, видимо, везде одинаковая. Впрочем, здесь есть своя специфика. На дискотеках мамы кучкой сидят возле сцены, обсуждают новости и ждут дочерей. Но дискотеки здесь редкое явление. Вообще культурными мероприятиями Сухум не избалован. Месяц назад приезжала оперная певица К., рассказали мне местные журналисты. Была явно не в голосе. А публика все равно была ей благодарна беспредельно. «Так хочется хорошей музыки. Вообще так хочется больше культуры», – сказала мне местная девушка. Мадина окончила местный университет, работает в парикмахерской. Пока делает маникюр, с удовольствием рассказывает о себе. Cветская жизнь города идет своим чередом.

Сегодня в Абхазии чаще выходят замуж по любви.

– Меня сначала выкрали, а потом я вышла замуж, – рассказывает тридцатилетняя Мадина.

– По обоюдному согласию? – спрашиваю я, вспомнив гайдаевского Шурика.

– Нет. Просто он узнал, что я поссорилась со своим молодым человеком, и воспользовался моментом. А возвращаться домой после этого уже нельзя.

– Ты его совсем не любила?

– Совсем.

– А сейчас?

– И сейчас┘

– Уйди, без любви жить не надо.

– Что вы, – машет она руками. – Это у вас уйти можно. У нас все не так просто. Придут родственники, знакомые, будут уговаривать, стращать, ругать┘

Плакание – тоже массовое мероприятие. Это свято. А исполнить волю покойного – святой долг. Несмотря на то что иногда это волеизъявление может принимать совершенно неожиданные формы. Например, один человек попросил похоронить его в любимой машине. И похоронили┘ посадив за руль. У меня округлились глаза от услышанного. «Это у нас нечасто случается. Не пугайтесь, – успокоил меня рассказчик-бизнесмен, – Поймите, наш народ через та-а-кое прошел! У нас же еще оружие не все сдали!»

Я мельком взглянула на тостующего попутчика. А если у него тоже есть пистолет? В это самый момент он улыбнулся:

– Я хочу пригласить вас на шашлык из осетрины. Я даже сам сделаю его для вас.

– Скучно вам здесь, да? – переменила я тему.

– А вам?

– Мне нет. Как может быть скучно, когда есть море? Я плаваю каждый день. И я здесь не одна, а с друзьями.

– У нас зимой не купаются.

Купаться зимой – одно удовольствие: море и ты одна...

Действительно, мой заплыв не пытается повторить никто, ни местные, ни приезжие. Местный рыбак Илья взирает на меня с пирса с неподдельной жалостью. И каждый раз кричит мне, когда я выхожу из воды: «Наташа, вы бы хоть водочкой согревались». Илья работает в сфере недвижимости. Цены на дома и квартиры высокие даже по московским меркам. Отреставрированные дома соседствуют с разрушенными – памятниками страшной войны 1992–1993 годов. Пока торговля стоит, Илья ловит кефаль. Он научил меня азам рыбной ловли. И между нашими разговорами о новеллах Канта мы даже ловили рыбу на скорость. Выиграл он. Увы, новичкам везет не всегда. Илья по специальности филолог, германист. Рассказывает, что книги здесь можно купить только в букинистических магазинах. В основном можно приобрести библиотеку 80-х.

– Вы читаете книги? – спрашиваю я своего случайного сотрапезника.

– Конечно.

– Что прочли? – пытаюсь заловить его на лжи.

– Как его┘ Сахновского.

– Не читала.

– Ну же┘ Премия Русский Букер.

Я, пристыженная, молчу.

– Купил книжку в аэропорту, когда летел из Екатеринбурга в Сочи. Можете себе представить, в блокаду мужчины не могли выехать за территорию Абхазии. Наши женщины на тележках сами везли мандарины через границу на продажу. А мы ничем не могли им помочь... Я, кстати, окончил МАДИ. Вы, наверное, сейчас сидите и думаете, вот дикий горец с гор спустился. Все совсем не так┘

– Ни о чем таком я и не думала.

– И вообще скажите своим друзьям в Москве, что здесь безопасно, – просит он.

Я смотрю на начинающийся закат. Все-таки нет зрелища более красивого, чем закат на море. Даже в не сезон.