Анна Берсенева
В Хабаровске крайне бережно относятся к малейшим проявлениям присутствия в крае великих людей, когда бы то ни было.
Фото Бориса Бабанова (НГ-фото)
Поезд отошел от станции Ерофей Павлович. От Читы до этой станции он ехал и ехал в кромешной темноте и после Ерофея Павловича вонзился во тьму снова, часа на четыре без единого огонька. И вот это впечатляет в первую очередь: на таком обширном пространстве, через которое проходит по Забайкалью Транссиб, – ни единого знака присутствия человека. Кроме самого Транссиба, впрочем.
Это дает ощущение масштаба. Начинаешь отчетливо понимать то, что раньше понимал лишь гипотетически: что размеры страны (точнее, вот именно ее масштаб) – понятие не географическое, вообще не физическое. Что оно, в самом деле, предопределяет и объясняет многие особенности характера и поведения людей, да и моего собственного поведения тоже. Конечно, жизнь моя проходит в Москве, а не на Дальнем Востоке, но все равно он есть, этот бесконечный регион, все равно его существование мною учитывается, даже если не осознается. Ну а когда ты его не просто бессознательно учитываешь, а видишь воочию и полностью в него погружаешься, тогда и начинают разрушаться стереотипы.
Первый такой стереотип, разрушенный или, во всяком случае, подвергшийся серьезному сомнению во время этой поездки: о неминуемом заселении российского Дальнего Востока китайцами. Для пущей убедительности это обычно объясняют философски: природа, дескать, не терпит пустоты, а потому не могут существовать рядом пустынные пространства России и перенаселенные – Китая, они обязательно будут перераспределены в соответствии с законами природы. Но когда видишь эти самые пространства, естественным образом приходит в голову и другая мысль: а ведь это всегда было так – органическим свойством Китая всегда являлась его густонаселенность, а органическим свойством российского Дальнего Востока – пустынность его пространств. Конечно, никто не может с абсолютной точностью предсказать ни развитие нашей страны, ни хотя бы разумность миграционной политики ее властей. Очень может быть, к сожалению, что она, эта политика, окажется убийственно неразумной. Но, повторяю, ощущения, что китаизация Дальнего Востока в природе вещей, все-таки не создается.
Второй стереотип разрушила экскурсовод Музея декабристов в Чите. Следует объяснить, что поездка писателей, в которой я принимала участие, была организована так: нас четырьмя последовательными этапами посадили в Литературный экспресс, точнее – в Литературный вагон, и таким образом каждому достался один из четырех отрезков Транссиба. Я попала на последний – от Читы до Владивостока. Писатели, конечно, старались не быть снобами, но иногда удержать свое естество им было трудно. И вот во время экскурсии по Музею декабристов в Чите один из нас снисходительно объяснил экскурсоводу, что для России было бы совсем не хорошо, если бы декабристы пришли к власти: они были полны либеральных иллюзий, не знали реальной жизни страны, ну и так далее в духе вошедшей в моду державности. А экскурсовод, молодая женщина, ответила на это с непоколебимой убежденностью и с ошеломляющей убедительностью: «Что было бы, никому не известно. А вот то, что без декабристов и нас бы всех здесь не было, мы понимаем прекрасно. Все, чем мы сейчас живем, основано ими и работает до сих пор».
И вот это правда. Присутствие декабристов чувствуется в Забайкалье повсеместно, причем даже не столько видится, сколько вот именно чувствуется. Материальных свидетельств жизни декабристов здесь тоже много, но гораздо важнее мне показалась какая-то едва уловимая и вместе с тем прочная, въевшаяся в гены особенность мировоззрения, которая явно привнесена сюда ими. Я не слышала, чтобы здесь кто-нибудь снисходительно говорил о том, что молодой, полный благородных помыслов человек не знает реальной жизни. Что глупо посвящать души прекрасные порывы Отчизне, а лучше посвятить их собственному благосостоянию. Все это как-то... не обсуждается.
Да, в обыкновенной жизни есть люди, у которых сердца для чести живы, и именно эти люди правы – мне показалось, что здесь это не вызывает сомнений. Ну не зря же всех читинских детей на протяжении 11 школьных лет в этот Музей декабристов постоянно водят – какие-то вещи усваиваются ими прочно и на всю жизнь. Как, например, и то, что не всякий узник, оказавшийся в глубинах здешних руд, попал сюда по справедливости. Это тоже очень чувствуется по тому, как местные жители относятся к узникам сегодняшнего дня.
Я все понимаю про то, что жизнь нельзя узнать из окна вагона. Но, во-первых, писатели все-таки выбирались из поезда в города и веси, а в-главных, некоторый жизненный опыт позволяет улавливать основы и особенности жизни довольно быстро.
Я далека от того, чтобы считать жизнь Дальнего Востока идиллической. Хотя после прогулки по городу Хабаровску берет вот именно идиллическая какая-то оторопь, потому что он необыкновенно красив, чист и доброжелателен. А когда я увидела плотную вереницу людей, идущих в одном направлении, и узнала, что идут они не организованной группой, а просто сами по себе и семьями в открывшийся сегодня новый корпус краеведческого музея... Это, знаете ли, пробивает на идиллию.
 Поселку Транссиба на границе Читинской и Амурской областей с редким названием Ерофей Павлович (в честь землепроходца Хабарова) в минувшем году стукнуло 100 лет. Фото с сайта www.aviastar.org |
Но все-таки люди как люди, конечно. И милосердие стучится в их сердца, и глупостей они говорят немало. В маленьком поселке Хабаровского района я своими ушами слышала мечтательный вздох женщины не слишком молодой, но далеко еще не старой, то есть без возрастной забывчивости. «Хорошо было при советской власти, – сказала она. – В магазинах все было...» Что при советской власти было хорошо, потому что были бесплатное высшее образование и бесплатная медицина, к этому утверждению я уже привыкла. И примерно знаю, что на него отвечать: что в Германии высшее образование, а в Англии здравоохранение бесплатные без всякой советской власти. Но вот про наполненность советских магазинов... Я стала лихорадочно вспоминать, что же в них такое было, чего я не помню, но смогла припомнить только, как году в 1975-м вместе с мамой пять часов подряд стояла в очереди за мясом (вернее, за тем, что мы тогда называли мясом), и было это в центральном гастрономе города Минска, где, как считалось, было отличное снабжение. Может, конечно, в Хабаровском районе существовало при советской власти какое-то специальное изобилие, но опять-таки жизненный опыт мне подсказывает, что дело не в этом, а в аберрации сознания не старой еще женщины. И более старых женщин. И совсем молодых женщин. И мужчин любого возраста. Этого здесь тоже вполне достаточно, как и не только здесь.
Но это и понятно: он ведь не другая страна, Дальний Восток. Так же, как и Москва, кстати. Еще один глубинный стереотип, который здесь самоопровергается: что, мол, Москва – это не Россия. Еще какая Россия! Мне ни разу не показалось, что Литэкспресс, мчавшийся по Транссибу, где-нибудь пересек границу. И когда меня спросили на перегоне между Биробиджаном и Хабаровском: «А понятна вам наша жизнь?» – я с уверенностью ответила: «Понятна». Да, она отличается от той жизни, которую я проживаю ежедневно, но она не марсианская – она растет из того же зерна, хотя и на другой почве. И житель Хабаровска, или Биробиджана, или станции Ерофей Павлович, приехав в Москву, скажет то же самое. Если, конечно, обладает способностью преодолевать собственную предвзятость и достаточной любознательностью для того, чтобы вертеть головой и приглядываться к жизни повнимательнее. А эти способности от места жительства не зависят, как известно.
Я люблю ездить. От лени, видимо: поездка ведь самый легкий способ взбудоражить сознание, пробудить его к новому. Ну и от прагматизма тоже: когда тебе необходимо, чтобы некая перемена сознания произошла у персонажей твоих книг, проще всего отправить их куда подальше и дать им возможность взглянуть на свою жизнь со стороны. Потому и хочется иметь в собственной голове широкую географию мест, куда придуманных этой головой героев можно было бы в таком случае отправить.
И страна, которая дает тебе возможность взглянуть на свою жизнь со стороны, оставаясь при этом в своих же пределах, это большой подарок судьбы. Непростой, конечно, подарок – что с ним делать, иной раз кажется загадкой. Одно не вызывает сомнений: это загадка из тех, над которыми имеет смысл думать.
