Парашют, книжки, девушки

Сонные и прекрасные развалины.
Фото автора

Я люблю всякие истории. Особенно смешные. Например, папа раньше рассказывал про то, как он был маленький. Когда он был маленький, он спокойно гулял по городу в рваных трусах и никого не стеснялся. Однажды он упал в яму с цементом и чуть не застыл. Его оттуда доставали прохожие. А в другой раз он засунул камешек в нос своему младшему брату, а родителям сказал, что это брат сам засунул себе в нос камешек. И его брата поругали и повели к врачу. В общем, с папой происходило много всяких историй, особенно когда он вырос.

С мамой, кстати, тоже часто что-нибудь происходило. К примеру, она прыгала с военным парашютом. Даже два раза. Кажется, это было необходимо для какой-то вузовской справки, я уже не помню. В общем, в первый раз она вроде бы приземлилась хорошо, а во второй раз – плохо. Мама – она была очень маленькая и легкая. Ей вообще нельзя было прыгать с парашютом. А она прыгнула. И ветер ее унес прямо к речке Воняйке. И мама упала в речку Воняйку, и ее стало засасывать. Но тут к ней со всей скоростью примчались мотоциклы со службой спасения и вытащили.

С моим братом тоже частенько случались всякие истории. Когда ему было четыре года, он ударил в глаз Абакара. Он об этом даже написал в газету «Молодежь Дагестана». Вернее, он надиктовал, а я записала и отправила в газету. Так что мой брат опубликовался в газете, когда ему было пять лет. Текст назывался «Письма Омара Ганиева героям сказок». Так вот, в одном из писем он похвастался, что ударил Абакара в глаз. Абакар – это был сильный мальчик с нашего двора. Теперь он стал очень большим. У него даже есть пистолет. И еще с ним постоянно ходят подростки помладше, которые его слушаются. И отнимают у детей телефоны. В прошлом году Абакар пытался отнять у моего брата телефон. А в этом году он зазвал брата к себе в машину и хотел его побить. Вернее, натравить на него своих друзей. Но не побил, потому что Абакар – не только сильный, но и духовно развитый. Он не мог бить человека в священный месяц Рамазан. И не побил.

Когда мы были маленькие, у нас было много приключений. Фото Пати Ганиевой

Со мной тоже бывают всякие истории. Но лучше я их не буду рассказывать. Я лучше расскажу, как я люблю книжки. В детстве я читала только хорошие книжки (не то что сейчас). Правда, не всегда. Однажды я нашла в сельском бабушкином туалете груду листочков. И стала читать. Там было про какую-то Марию, которая сбежала из тюрьмы с загадочным молодым человеком, а потом родила, а потом в кого-то влюбилась. В общем, сплошной сериал. Потом я узнала от Муськи, тамошней соседки, что она тоже читала роман про Марию. Муська вообще любила читать романы. Она была старше меня на год. Утром она вставала вместе с сестрами и мыла полы, мела двор, полола грядки, кормила кур┘ И так целый день. В комнаты эти девочки совсем не заходили, а жили в пристройке, чтобы не напачкать в чистых комнатах. И в куклы не играли, чтобы не помять им платья. Так что женские романы были справедливым награждением. Теперь Муська вышла замуж и гордится, что у нее на кухне есть блендер.

Но читать можно тоже по-разному. Я как-то читала «Королеву Марго» ночью, освещая страницы восковой свечой. Видимо, чтобы поймать атмосферу. И в конце концов спалила себе волосы. А мой брат читал «Мэри Поппинс», засунув ее в учебник математики. Сейчас он читает только учебники математики. Ему интересны функториальные относительно изображения конечных множеств, барицентрически инвариантные гомотопически коассоциативные копроизведения комбинаторных симплициальных цепей и алгебраическая геометрия лагранжевых циклов в присутствии абелевой калибровочной группы. В общем, сплошной кошмар.

А девушек все это мало волнуют. Девушки любят сладости. У меня есть знакомая, которая может есть шоколадные конфеты горстями, не запивая. Я так не могу. Но я люблю есть сладости глазами. Глазами – гораздо аппетитнее. Еще девушки любят говорить о книгах. Да, это так. Я не имею в виду писательниц, поэтесс и тем более критикесс. Я имею в виду обычных девушек. Так вот, я не раз наблюдала, как такие вот девушки сидят за «Тирамису» и «Маскарпоне» и говорят о какой-нибудь книжке, что «это за гранью добра и зла» и что «на второй странице испытываешь экзистенциальный ужас». И это звучит очень круто, поверьте.

Сладости – женская слабость. Фото Пати Ганиевой

А еще девушки не комплексуют, когда чувствуют себя дурами. По крайней мере – я (а людей, пытающихся обозвать меня дурой, предостаточно). Вот на этих выходных отправилась я с двумя замечательными спутницами в город Ярославль. На машине. И ехали мы не три часа, не четыре, не пять, а целых двенадцать. Сначала стояли в пробках. Потом поехали не по той дороге. Потом спрашивали у разных людей, что нам делать. Потом проголодались и заехали в Сергиев Посад только для того, чтобы под жуткий моросящий дождь бежать в известный фастфуд. Картофель фри был нашим единственным впечатлением от Посада («духовной столицы России», как вещал с цифровых городских экранов какой-то кандидат в мэры или в кого-то еще). Потом мы поняли, что развернуться на Ярославль не получится, и довольно долго катили назад в Москву. Потом, когда удалось развернуться, ошиблись поворотом. Кстати, в самом Ярославле мы тоже очень долго плутали, а прохожие нас пугались. Зато в гостинице был ярко-красный диван. Это нас утешило. Но на следующий день мы вскоре выехали из города. Мы поняли, что Ярославль – слишком большой и это не то, что нам нужно.

И мы отправились в Ростов Великий. Совершенно пустой город, похожий на загадочную кэролловскую страну. Безлюдный кремль с прудом посередине и со скрипящими львами на шпилях. Одинокий митрополичий сад с деревьями и наваленными дровами. Грустные осыпающиеся дома, подворотни, арки. Бурлящее от непогоды огромное озеро Неро, стоглазые от бойниц стены монастырей и странные для этих мест порталы в цивилизацию – кофейни, салоны сотовой сети и рекламные вывески. Это был город, в котором обязательно должна произойти какая-нибудь история. Правда, не смешная, а загадочная и слегка грустная. Кто-то должен был выйти из деревянного колодца и потянуть за собой. Но никто не вышел. Даже из будок с надписью «злая собака» не доносилось рычания.

Ростов Великий пребывал в прекрасной коме, и мы уехали, оставив его спать дальше.