Облако и чернозем

«Елец – город-облако!» – мечтательно изрек наш экскурсовод Рустам Рахматуллин, глядя на легкую дымку над церковными куполами. Но даже если так, то у этого облака – земные корни.

Небо и чернозем, высокое и земное соединились, переплелись в елецкой истории и нови. Воочию они мало кому доступны: маршрут для туристов не слишком популярный, и в воскресный день мы были чуть ли не единственными организованными экскурсантами. При виде нашей группы, торопливым гуськом пересекающей улицу, редкие машины останавливались и сигналили вслед – то ли радовались «понаехавшим», то ли наоборот┘ Хотя заочно знакомы с Ельцом все читавшие «Жизнь Арсеньева», где город описан подробно.

В старой, хорошо сохранившейся части Ельца словно попадаешь в купеческий мир из пьес Островского: одно- и двухэтажные дома, цветочные палисадники, тишина, безлюдье... И пусть классик описывал другие города, так и кажется, что вот за этими окнами бородатый купчина дует чай из самовара, а вон там кручинится Катерина, готовясь броситься в Волгу. Хотя Елец стоит на речке под названием Быстрая Сосна.

Здания – старые, вывески на них – современные, говорящие о недюжинной коммерческой жилке ельчан, которая передалась от предков-купцов. Вот ломбард «Черноземье»: закапывать ценности в землю – верное дело. Горожане умеют по-козьмапрутковски обнять необъятное: вывески лепятся друг к другу, теснятся. Увидишь издали надпись «Фото на документы «Пышка» – и задумаешься о весовой неполиткорректности и даже дискриминации. А подойдешь ближе, и оказывается, что мухи (то бишь фото на документы) и котлеты (женская одежда с 48-го по 70-й размеры) отдельно. Тоже получилось и с поразившей воображение надписью «Фитнес-клуб «Единая Россия», на поверку разделившейся на табличку общественной партийной приемной и вывеску фитнес-клуба «Лидер»┘

Память о купеческих фамилиях жива до сих пор: например, местный краеведческий музей располагается в особняке Заусайловых – владельцев табачной фабрики. Один из Заусайловых, Александр Николаевич, создал предтечу современных детсадов: в приюте «Ясли» полсотни детей фабричных рабочих содержались бесплатно, за счет владельца. Можно, конечно, в бескорыстии усомниться: все это, мол, за счет родителей, которые горбатились на заусайловское семейство, создавая эксплуататорам прибавочную стоимость. Но фабрика, построенная Александром Николаевичем в конце XIX века взамен сгоревшей, была оснащена современными технологиями и признана образцовой в плане соответствия санитарно-гигиеническим нормам.

А вот еще два примера знаменитых выходцев из елецкого купеческого сословия – композитор Тихон Хренников и писатель Михаил Пришвин. Последний, правда, родился в близлежащем имении Хрущево, а в Ельце учился в гимназии. Из нее был отчислен за то, что сгрубил учителю и не извинился, а учитель тот – Василий Розанов┘ Спустя годы пришвинские детские впечатления воплотились в романе «Кощеева цепь»: «Никогда не виданный город показался сначала одним только собором. Эта белая церковь в ясные дни чуть была видна с балкона, и что-то слышалось с той стороны в праздники, о чем говорили: «В городе звон». Теперь таинственный собор словно подходил сюда ближе и ближе... Показалась рядом с белым собором синяя церковь, сказали: «Это старый собор». Показался Покров, Рождество и, наконец, Острог – тоже церковь┘ Когда выбрались наверх из-под Чернослободской горы, тут сразу во всей славе своей и стал перед Курымушкой собор┘»

Имеется в виду главный собор Ельца – Вознесенский, построенный по проекту архитектора Тона, автора Храма Христа Спасителя. Мы тоже зашли в собор и, как пришвинский Курымушка, не увидели «ни малиновой дороги, ни огней, ни толпы, и только черные старушки в мантильках с гарусом впились кое-где глазами и сердцем в иконы». Одна из черных старушек – местная служка – зашипела, когда мы просочились в дверцу ограды, отделявшей часть храма: «Нечего ходить! Тут вам не музей!», а на робкое «храм ведь для всех» и «другие же ходят» ответствовала: «У других – платная экскурсия!» И мы ушли, вспоминая Христа, изгонявшего торговцев из храма, а коммерческая бабушка осталась. Тоже, видать, купеческий потомок.

Хотя в других местах, возможно, по-другому. Стараниями горожан (и купцов в том числе), думавших не только о барыше, но и о душе, церквей в Ельце всегда было много. Говорят, ельчане просили царя-батюшку о присвоении их городу статуса губернского и получили ответ: как будет в городе 33 церкви – так и присвою. 33-ю церковь (дотошные краеведы установили, что она все-таки была 32-й) возвели аккурат перед Октябрьской революцией, и вскоре стало не до губернского статуса, и царя не стало, и вообще – быть бы живу.

Проблема «быть живу» была для горожан актуальной из века в век. Набеги на Елец не совершал только ленивый: жгли и рушили его и половцы, и войска Батыя, и Тамерлана, и вермахта (немцам, впрочем, Елец достался на несколько дней). Однако каждый раз город восставал из руин – крепкий, как дубок (елец означает «дубовый или еловый лесок, роща»). Как там у Ивана Алексеевича: «Самый город тоже гордился своей древностью и имел на то полное право: он... лежал среди великих черноземных полей Подстепья на той роковой черте, за которой некогда простирались «земли дикие, незнаемые»... принадлежал к тем важнейшим оплотам Руси, что... первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею... первые давали знать Москве о грядущей беде и первые ложились костьми за нее».