Валерий Каджай
В 1991 году будущее Северной столицы, как и всей страны, было как в тумане. Начиная с вопроса о названии.
Фото Арсения Несходимова (НГ-фото)
В 1988 году, когда была выпущена эта марка с изображением почтового гонца, она не привлекла никакого внимания филателистов – обычная копеечная марка. А спустя всего три года, когда вовсю бушевала инфляция, копейка и вовсе перестала быть денежной единицей. «Гонец» затоварился. Даже более дорогие марки исчезли, как снег под весенним солнцем, и уже в начале февраля 1991-го работа всех почтовых отделений тогда еще Ленинграда застопорилась. Потому что в почтовом деле без марки «и ни туды и ни сюды». А граждане ничего знать не желали, им надо было письма отправлять – простые и заказные.
Мало того, что для граждан все это означало неудобство и полное расстройство компенсации, – само почтовое ведомство Северной Пальмиры несло из-за вынужденного простоя колоссальные убытки. Впрочем, тогда вся страна оказалась в колоссальном убытке. Но в отличие от всей страны в Ленинграде выискался один находчивый человек по фамилии Кац. Он пришел в городское управление связи и сказал: «Какие проблемы? Давайте сделаем надпечатку на «гонце» – им же забиты все подвалы во всех отделениях!»
Вот уж поистине все гениальное просто и даже порой гораздо проще, чем мы думаем. На копеечной марке надпечатали цифру «500», и номинал ее сразу же увеличился в 500 раз, то есть она стала стоить 5 рублей. Кроме этого Леонид Кац предложил сделать еще одну надпечатку: «Санкт-Петербург». Таким образом, «гонец» стал первой маркой с возрожденным названием града Петрова. Тем более что сам гонец на вздыбленном коне, изображенный на марке, очень напоминает Медного всадника – символ города. До референдума оставалось еще четыре месяца, но в Ленинграде уже вовсю кипели страсти: оставлять советское название или вернуть первородное, поэтому вольность Каца прошла на ура. Только Минсвязи России категорически запретило новацию. Но пока суд да дело, марки с гонцом закончились, а тут подоспели российские с новым номиналом. А изобретенная Кацем стала раритетом: сегодня за ней охотятся самые крутые коллекционеры, не жалея денег, и дают полторы тысячи рублей. Только вот где достать гонца с надпечаткой...
– Как вам пришла в голову эта идея? – спросил я Леонида Зигфридовича. – Вы что, филателист?
 Изображение марки с гонцом, увеличенное в четыре раза в каждом направлении. В левом верхнем углу – истинные размеры. |
– Нет, я просто организовал товарищество по выемке и перевозке почты, так и узнал про марочный коллапс. Еще я открыл маленький магазинчик, где мы продавали и принимали на комиссию марки, монеты, медали, значки, боны и прочую антикварную мелочь. Кстати, я потом выяснил, что распоряжение Минсвязи было совершенно незаконно. В уставе Всемирного почтового союза, членом которого был СССР, а его правопреемницей стала Российская Федерация, сказано: «Выпуск почтовых эмиссий является прерогативой почтовых администраций». Так что ленинградская почта имела полное право делать надпечатки.
Леонид Кац не просто подарил Ленпочте идею: типографские расходы товарищество взяло на себя, а вся операция заняла три дня.
– А не накладно это оказалось для вас?
– Для нас – сущий мизер, не более полутора процентов от всего оборота товарищества. Зато престиж и доверие – для бизнеса это дороже денег.
– Кто вы по профессии? – спросил я в конце беседы, проникшись искренним уважением к этому незаурядному человеку.
– Я? – засмеялся Кац. – Советский еврей┘
Я тоже засмеялся, вспомнив старую шутку, которую имел в виду Кац: «Еврей – это не национальность, а профессия».
Потом Леонид Зигфридович рассказал, что после десятилетки он кем только не работал: и радистом, и кочегаром, и шофером, – всего 15 специальностей освоил.
– Когда началось кооперативное движение, – продолжал далее Кац, – я попрощался со своей кочегаркой, сложился с друзьями и родственниками и начал свой бизнес. И не надо мне никакой Америки. Если работать, а не валять дурака, и крутиться, и шевелить мозгами, у нас тоже можно жить и, как говаривал товарищ Райкин, иметь свой кусок масла на свой кусок хлеба. А повезет, так еще и икорочки┘
